— Что ж… — Квашнин нахмурился. — Зиненко, если ты окажешься прав, заберут в понедельник утром. Нина узнает об этом уже в поезде. Не думаю, что она будет сильно горевать.
— Понял, — кивнул Байдашев. — Так я пойду работать?
— Иди, — кивком отпустил его босс.
И, помедлив, шагнул на крыльцо. С капризами девчонки пора кончать. Свадьба, так свадьба.
…Нина стояла перед зеркалом в душевой и кусала губы. Давно пора было выйти.
«И когда
Нина прислушалась. Не зовет ли он? Нет, в спальне было тихо. Этот домик был новый и в отличие от старых, щитовых, ничем не уступал городскому коттеджу. Две комнаты, гостиная и спальня, небольшая кухня, ванная комната с душевой кабиной, мебель новая, кровать большая. Нина знала, что именно этот домик предназначен для молодоженов. В Чацке все, кто женился летом, чуть ли не поголовно проводили медовый месяц здесь, на турбазе.
Вот и Протопоповы приедут сюда после свадьбы, всего через неделю. В этот же домик, где проведут медовых две недели в этой спальне…
Нина с досадой думала, что она — одна из многих. И на этой кровати кто только не лежал, но никто с такой мукой, с какой это предстояло ей, первой красавице Чацка. Такова цена. Нина по-прежнему чувствовала к Квашнину физическое отвращение, хотя как человек он нравился ей все больше. Его манера держаться, уверенность, даже наглость, с которой он недавно говорил с разъяренной толпой. В нем была сила, и Нина этой силе готова была подчиниться. Но от этого Квашнин не переставал быть уродливым стариком, которому Нине предстояло отдать свою девственность. И Нина нервничала.
Наконец, она решилась. Поправила прическу, плеснула холодной водой на пылающие щеки и вышла в спальню. К Нининому огромному облегчению, она была пуста. Кровать не смята, и того, чего Нина так боялась, на покрывале не было: пошлых сердечек, или выложенной розовыми лепестками надписи: «Новобрачные».
«Новобрачная, как же!» — раздраженно подумала она.
Квашнин сидел в гостиной, в одном из двух кресел, в котором гиганту явно было тесно. Василий Дмитриевич был не в настроении. Его все здесь раздражало: какая-то турбаза, он уж и не помнил, как это бывает? Последний раз в студенческие годы, даже в палатке жил, кормя комаров, потом, когда делал карьеру, не до отдыха было. А уж когда появились деньги, первая мысль была — за границу! Квашнин с усмешкой вспомнил теперь первый отель, в котором остановился. Приморский городок, где самыми крутыми были четырехзвездочные отели. Теперь-то Квашнин понимал, что это дыра, а тогда, остановившись в трех звездах, почувствовал себя во дворце, на празднике жизни. Как же! Италия!
Но здесь, в средней полосе России, было еще хуже в плане комфорта, физического и душевного. Да еще отец избранницы — вор и убийца. И надо ей как-то об этом сказать. Шантажировать? Нина и без того достаточно унижена. Квашнин не хотел ее
— Нервничаешь? — в упор спросил он у Нины, когда та, наконец, появилась в гостиной. Квашнин скептически оглядел ее наряд: джинсы, кеды, простую футболку. — Что-то не похоже на попытку меня соблазнить. Или ты ждешь, что я все сделаю сам? — он с насмешкой посмотрел на Нину.
Та вспыхнула, вспомнив недавнее унижение в квартире у Боброва. Сговорились они, что ли? Да неужели и, правда, что все, как один мужики — сволочи?!
— Мне раздеться? — с вызовом спросила Нина. В конце концов, все это уже было. Второй раз не так больно.
— Ладно, остынь, — Квашнин поднялся. Он был не в настроении. А без настроения — какое удовольствие? — Я устал с дороги. Полчаса трясся по вашим колдобинам. Уе… ще этот ваш Чацк, — выругался он.
Нина молчала. «Что мне делать?» — гадала она. «Как себя вести?».
— Иди к матери и сестрам, — вывел ее из ступора Квашнин. Обрадованная Нина шагнула к дверям. — И да: не надейся.
— Что? — Нина резко обернулась.
— Фраза «если ты не захочешь, то ничего не будет», не прозвучит…
…Бобров закинул сумку в шкаф и требовательно посмотрел на Гольдмана:
— И так? Что будем делать, Ося?
Они были в комнате вдвоем. Протопопов поднялся в мансарду, слышно было, как он ходит, раскладывая вещи. Пол дрожал под шагами почти двухметрового гиганта Кольки, шаткие стены щитового домика ходили ходуном.
— Ты хочешь сказать, с чего начнем? Можно попробовать поговорить с Мартином, — осторожно сказал Гольдман.
— Он от меня с четверга прячется, — пожаловался Бобров.