Молох (СИ)

— Не важно, Анхель. Ты должен уходить. Сейчас! — Александра протянула руку и коснулась кончиком пальцев щетины на его подбородке. — Они убьют тебя. Один из владык, тот что в доспехе с воротником, хочет судить тебя, и, скорее всего казнит. Пожалуйста, убегай, спасай свою жизнь! Пока не поздно.

Анхель замедлился и, застыв посреди коридора, подсмотрел ей в глаза.

— Я не оставлю тебя. — Он покачал головой, но она не дала ему договорить. — Можем уйти вместе, доберемся до Красной горы вдвоем.

— Мы оба знаем, что я не могу бежать с твоей скоростью. А со мной на горбу, ты не уйдешь далеко. Ты многое сделал для меня, больше чем кто бы то ни было. У меня никогда не было такого человека в жизни, и я рада, что мы встретились, пусть это и был самый большой кошмар в моей жизни. Но теперь пришло время разойтись.

Она отстранилась и прижалась к стене, еле держась на ногах.

— Уходи, Анхель, я не шучу. Уходи, пока они не вернулись.

— Мы встретимся снова? — Анхель протянул руку и в последний раз намотал на палец прядь ее лучистых волос. За окном уже забрезжил рассвет, и с минуты на минуту двум вампирам в подвале нужно было возвращаться, если они хотели успеть за стену до восхода солнца.

— Нет, не думаю. Прости. — Саша закрыла глаза, чтобы не сказать чего-то еще и не задержать его дольше, хотя десятки фраз крутились на языке, готовые остановить его.

Их лица соединились, и Анхель сорвал с её губ тающий поцелуй, который расстворился в воздухе вместе с ним, оставив девушку одну в коридоре особняка, глядеть ему вслед.

Последней жертвой Кардинала, которую Жан и Хетт вынесли из катакомб была Марина Хелльстен. Ее тело семнадцать лет пролежало в саркофаге в туннеле, к которому был прикован Аргий. Из рассказа освобожденного узника катакомб, они узнали, что Кардинал вскоре после родов обнаружил следы Хелльстенов и ребенка в Ливане, где Марину укрывали в доме потомков семьи Мэхмета. Обманом выманив вампира из дома, Энгус попытался схватить их. Спасаясь от неожиданно нагрянувших на закате похитителей, Марина повторила подвиг, которым когда-то Жан спас ей жизнь. Она обняла дочерей Хуссейна и своего сына и прыгнула с ними из окна второго этажа, пока убийцы расправлялись с матерью девочек.

Вложив двух младенцев, Анхеля и Самину, в руки четырехлетней Алимы, Марина Хелльстен отправила ее бежать в аптеку к отцу, чтобы тот скрыл детей, а сама осталась лежать на асфальте, ожидая смерти от потери крови.

К тому моменту, как ее доставили к Кардиналу, хитростью и лаской проникнувшему в Бранденбург к брату, кровь с усиленным вирусом вампиризма, которую она все это время носила в себе, обратила ее. И, узнав о том, что женщина больше не фертильна и даже больше того, не человек, Кардинал рассвирепел и заживо похоронил ее в подземелье.

А Жан и Мэхмет, не найдя ее тела, сбившись с пути в поисках, спустя год заключили пари о том, кто первым узнает ее судьбу, получит все деньги обоих. В день смерти Мэхмета эта сумма перевалила за два миллиона турецких лир.

Эпилог

— Дядя Руди, так куда же делся Анхель? — Спросил Лёня, когда Дантес окончил свой рассказ об Олафе и Марине Хелльстен.

Мальчик заметно подрос и был полон сил. Диета пошла ему на пользу, восстановив неразвитые нейронные связи в мозгу, вызванные вынужденным голоданием и человеческой пищей. С тех пор как он ежедневно принимал гемодобавки он перестал заикаться, пропала светобоязнь и панические атаки на солнце.

Когда после поражения Прадипа ходатайством всех владык Рудольфу Дантесу и Олаву Хелльстену старшему тюремный срок заменили на отбывание службы во владениях мейстера Гольца, Рудольф стал опекуном юного Леонида, единственного известного миру ребенка инфирмата Гектора Брандта. Титул владыки Дантесу, естественно, не вернули.

Мать Лёни удалось найти спустя несколько дней на ивовом поле в Бранденбурге во многом благодаря самому мальчику. Когда она смогла говорить, то первым, что она рассказала была история о том, как в ее деревне, когда она была маленькая, через лес провели широкую дорогу. И обыкновенные белки, которые прежде осенью прятали свои орехи по всему лесу, не смогли найти свои запасы зимой. Отрезанные от второй половины соснового бора шумным и ярким шоссе, они повадились ходить к людям и ели с рук. Так родилась их с Лёней секретная фраза об орехах, которые белки закопали, но ищут не в том лесу. Только слово "орехи" Лёня забыл, потому что никогда их не видел. По ней они и узнали друг друга спустя почти двенадцать лет разлуки. Леониду, с детства мечтавшему о ручной белке, обещали однажды подарить домашнего питомца, но пока все-таки опасались, что его постигнет участь крысёныша Джерри, которого мать когда-то давно подобрала для него в подземелье.

О Саше или Анхеле больше никто не слышал.

— Никто не знает. Может быть, и не было никакого Анхеля? — Пожав плечами ответил Рудольф. — В интернете смотрели: Севастьяновой Александры тоже нет. Пропала без вести во время битвы за Бранденбург.