Молох. Укус кобры

Ребёнка со стула будто ветром сдуло. Спрятала девчонку за спину, встала рядом. Поднял голову, медленно осмотрел её с головы до ног. Какая же красивая, тварь. И где-то под лопатками стало больно, будто ему туда полкило свинца выпустили. Когда-то это тело ему принадлежало. Пока какой-то хлыщ не соблазнил её баблом и своим холёным членом.

— Не трогай её. Со мной… Со мной делай, что хочешь. Не трогай мою семью, — скулит тихо, заикается и дрожит. А ему паршиво оттого, что её страх не вызывает в нём тех эмоций, в которых он нуждался все эти годы. Нет того удовлетворения, которого так ждал. Всё такой же злой, голодный, бешеный. Как волчара, отбившийся от стаи. Одинокий и рычащий. Перегрызть бы ей глотку сейчас. Или свернуть шею голыми руками. Чтобы все видели. И соплячка эта её.

— Семью? А разве не я твоя семья? — как хочется ей сделать больно. Не ударить, не избить, не вывернуть руки или сломать что-нибудь. Нет. Хочется ей мучений адовых, которые нельзя унять таблеткой. Чтобы выла по ночам, жрала подушку, как жрал он.

— Всё в прошлом, Елисей… Всё прошло. Отпусти. Я знаю, что ты меня ненавидишь. Есть за что. Прости меня. Прости за то, что предала. За всё прости. Но у меня дочь. Муж… Они не виноваты. Отпусти нас. Начни жизнь заново и забудь.

И меркнет свет перед взором, потому что эта дрянь, и правда, верит в то, о чём сейчас говорит. Для неё всё так просто. Предала и забыла. Потрахалась с одним, потом с другим, опять забыла. Родила ребёнка — тоже забыла. Хоть раз она вспоминала о своих клятвах, которые ему давала? Или об этом тоже забыла?

— Простить, говоришь? Забыть? — поднялся, резко шагнул к ней. — Ты, сука, лишила меня всего, — шепчет, склоняется к её лицу, ловит испуганный выдох. — Ты не только против меня свидетельствовала. Ты лишила меня себя. Лишила меня семьи, которую я хотел создать с тобой. Помнишь, я говорил, с другим не будешь? Помнишь, тварь? — Закрывает свои блядские глаза, но он хватает её за щеки, сминает своими пальцами. — Ты не будешь. Ни с кем. Больше никогда. У тебя больше не будет другого мужика, — не хватает воздуха, будто ему глотку вскрыли, и больше нет возможности дышать. — У тебя больше ничего не будет. Я лишу тебя всего, как ты лишила меня.

Её губы дрожат, глаза влажные от слёз. Играла она всегда красиво. До одурения. Актриса в ней погибла.

— Отпусти мою дочь. Я отправлю её к родственникам мужа. Со мной делай, что хочешь.

— Мам, нееет, мааам… — заныла девчонка, сильнее вцепившись в её талию. А Молоху захотелось оторвать малявку от её тела, как пиявку. Да только это ничего уже не изменит. Она в этом теле выросла. От другого. — Пусть он уйдёт, пожалуйста!

— Я не уйду, — прошипел, склонившись к лицу Соньки, а та покачала головой.

— Не трогай дочку. Прошу тебя, не трогай.

— Мне она не нужна. Мне нужно, чтобы ты лишилась всего, что у тебя есть. А её можешь оставить себе. Деньги, имущество — откажись. От всего откажись. Выкинь, отдай в детский дом, сожги — мне плевать. Я хочу, чтобы у тебя больше ничего не было. А потом ты разведёшься. Подпишешь бумаги и больше не увидишься с ним. Поняла меня?

Она отрывисто кивает, пятится вместе с девчонкой, прижимая ту к своему боку. А Елисей взгляд отводит, чтобы не увидеть её. Этот плод предательства. Чтобы не почувствовать запах чужого ребёнка от той, которая должна была подарить детей ему.

— Даю тебе три дня. Пошла вон.

ГЛАВА 14

ГЛАВА 14

2010 год

— Ты что здесь делаешь? — вздыхает устало, глухо матерится. — Как вообще сюда залезла?

Я, конечно, ожидала другой реакции. Особенно тщательно планировала пути отступления в случае, если он взбесится. Но мужик отчего-то не рассердился, только слегка расстроился. Что ж, уже неплохо.

Вылезаю из багажника, спрыгиваю на асфальт.

— Лягушка-путешественница, блин, — смотрит хмуро.

— Кто? — спрашиваю осторожно.

— Сказок, что ли, не читала?

Глупый вопрос, вот честно. Когда живёшь на улице — оно как-то не до сказок.

— Я взрослая девочка, сказками не интересуюсь.

— Как скажешь, взрослая девочка, — хлопает большой дверью джипа. — Есть хочешь? — и снова удивляет.

— Неплохо бы… — неловко топчусь на месте. Дорога была долгой, мы точно в другом городе уже. В туалет бы сбегать, да боюсь, потом не отыщу своего спасителя.

— Сортир там, — кивает на заправку.

— Не, не пойду. Ты меня здесь бросишь.

— Дурная совсем, — качает он головой. — Ты меня знать не знаешь. А вдруг я псих какой-нибудь? Или насильник? Не думала?

Нет, если честно. Не думала. Я привыкла судить людей по поступкам.

— Ты меня спас. Значит, хороший человек, — смело смотрю в его карие глаза. Красивые. С крапинками зелёными…

— Дура ты. Я тебя спас, потому что мне это было выгодно. А не потому, что пожалел.

— Всё равно спас, — пожимаю плечами.

— А ты упрямая, да? — усмехается.

— Да.

На заправку идём вместе. Он оплачивает бензин и покупает два стакана кофе. Один даёт мне.

— Есть что будешь?

— Шоколадку можно? — бросаю жадный взгляд на полку со сладостями, а спаситель протягивает мне деньги.

— На. Бери, что хочешь. Я на улице.