Читаем Молоко, или о том, как Дэдпул играл с Питером в доктора (СИ) полностью

Молоко, или о том, как Дэдпул играл с Питером в доктора (СИ)

Дэдпул решает поиграть в доктора, а Питер сопротивляется... но не очень сильно.

Прочее / Фанфик / Слеш / Романы18+

Когда Питер открывает глаза, Дэдпул стоит посреди комнаты и поигрывает огромной клизмой. Клизма ярко-красная, цвет в цвет с маской Дэдпула.


— Паучок! — радостно кричит он.


— Что это? — спрашивает Питер, стараясь не повышать голос. Он еще не до конца проснулся, и, возможно, возможно, ему это все только чудится. Пожалуйста.


Дэдпул похабно дергает бровями — это видно даже через маску — и забирается на кровать, усаживаясь у Питера в ногах. Питер как-то некстати вспоминает, что на нем нет даже белья.


— Знаешь, Паучонок, мы тут подумали… — начинает он, и Питер стонет. Ну конечно же.


— О, ради всего святого, ты же не думаешь, что я сделаю это? — устало спрашивает он, садясь на постели.


— Ну Паучочек… — Уэйд умоляюще складывает руки, втихую пытаясь стащить с Питера одеяло. — Я думал, Паучку нравится молочко, — Питер стонет и утыкается носом в подушку (он ни за что не признается, что от одной мысли об этом член у него предательски дергается, напрягаясь).


— Уэйд, — начинает он, когда пальцы Дэдпула, воспользовавшегося моментом, подбираются к его заднице, оглаживая ее и забираясь под края одеяла.


— Так-так-так, что тут у нас? Кажется, маленький Паучишка опять забыл про трусишки, мм? — в голосе Уэйда звучит привычное восхищение. — Или он просто приготовился к обследованию у доктора Дэдпула?


Питер хочет возмутиться, правда хочет, но голые ладони Уэйда почти полностью обхватывают его ягодицы, раздвигая их, и, мать вашу, может Питер и Человек-паук, но не Господь Бог же, чтобы сопротивляться такому. Он изгибается всем телом, раздвигая ноги, и одеяло окончательно слетает с кровати (вместе с остатками Питерова самоуважения).


— Ты тоже видишь это? — озабоченно спрашивает Уэйд. — Да-да, с Паучиной попкой определенно что-то не в порядке — ты посмотри, как покраснела эта дырочка, может быть, она воспалилась? Я согласен, следует проверить ее, — Дэдпул наклоняется, проводя шершавым пальцем прямо по дырке, и Питер вздрагивает всем телом.


— Уэйд, — шепчет он.


— Боже, больной совсем лишился сил, он едва говорит! — ахает Уэйд, крепко ухватывая Питера за задницу, удерживая на месте. — Сестра, лекарство! — командует он, и Питер не может удержаться — представляет Дэдпула в костюме медсестры. Господи, и когда он успел окончательно спятить, ради всего святого?


Уэйд копается у него за спиной, и вдруг тонкий наконечник клизмы оказывается прямо у его дырки. Питеру не особо нужна растяжка, но ему все равно немного больно, и он стонет, разумеется, только поэтому.


— Сестра, начинайте вводить препарат! — командует Уэйд, и Питер чувствует, как в него заливается холодное молоко. У него в голове полный бедлам — это настолько мерзко, что член у него окончательно встает, истекая смазкой, и он отчаянно трется о простыню и кусает губы, лишь бы не закричать. Жидкости в нем все больше и больше — Питеру больно, он, кажется, сейчас лопнет, — но ему так хорошо, так хорошо…


— Кажется, пациент отзывается на лечение, доктор, — довольно говорит Уэйд себе под нос. — Посмотрите, как много в него поместилось, как славно он удерживает все в себе — просто загляденье. Паучишка, ты такой прекрасный, ты знаешь? — Уэйд наклоняется, чтобы чмокнуть его за ухом, и от этого наконечник проходит чуть дальше и проезжается по простате. Питер вскрикивает, пытается насадиться глубже — но у него ничего не выходит. — О, лапонька, не плачь, не плачь, ну что ты, пупсик. Сейчас доктор поставит тебе укольчик, и боль пройдет.


Питер только хочет сказать, что он не удержит все в себе, если Уэйд вздумает присунуть ему — но не успевает. Крупная головка Дэдпулова члена, знакомая Питеру даже слишком хорошо, проезжается по дырке — и Уэйд легко вставляет ему. Внутри у Питера неприлично хлюпает, он чувствует, пресвятые небеса, он чувствует, как молоко, или смазка, или бог знает что еще стекает по его бедрам, наверняка пачкая простыню.


— Думаю, причина болезни где-то глубже, коллега, — задумчиво говорит даже не запыхавшийся Дэдпул, размашисто вставляя член глубоко в дырку. — Пожалуй, стоит попробовать вот так… — Питера резко дергает назад, и он оказывается нанизан на Уэйдов член — он настолько глубоко в нем, что его, кажется, можно нащупать.


— Уэйд, черт тебя возьми, — шипит он, покручивая бедрами и насаживаясь еще глубже, глубже, глубже, так глубоко. Затуманенными глазами он видит, как из него буквально плещет на постель молоко — и вдруг, даже не притронувшись к себе, кончает так, что его сперма попадает ему на лицо, пачкая подбородок. Даже не задумываясь, Питер слизывает густую каплю с нижней губы — и Уэйд за его спиной полузадушенно стонет.


— Доктор, кажется, мы тоже заразились этой опасной болезнью, — со страхом шепчет он. — Как думаете, мы сможем добыть немного лекарства?


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное