Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев

Сил на то, чтобы сказать что-то ещё, у неё не оставалось, но Борис прочёл с её губ два слова, и эти два слова привели его в ужас. Если он сделает то, о чём просит мать, он может лишиться жизни. Но разве может он отказать матери? Отправив Зою спать, он выключил свет и ещё час просто сидел рядом, держа руку на пульсе и прислушиваясь к любым признакам жизни. Он надеялся, что мать очнётся и отговорит его от опрометчивого шага. Однако пульс замедлялся, и он понимал, что теряет мать. Едва забрезжил рассвет, он пошёл выполнять то, что должен был. У него не было десяти ягнят, которых он мог бы бросить львице, чтобы заслужить её доверие, поэтому он просто взял молочную чашу, разделся догола и, осторожно шагая, прокрался к львице. К огромному удивлению Бориса, львица даже не проснулась, и он смог набрать полную чашу. Лишь дойдя до спальни матери, он услышал злобный оглушительный рык – это львица поняла, что её вымя опустошили. Борис разбудил мать и напоил её парным молоком. Спустя час Зумруд уже готова была сесть в постели, но была ещё слишком слабой для того, чтобы приступить к своим обычным делам.

Происшествие с львицей отвлекло Бориса от тревог, связанных с нависшим над его домом облаком. Оно не только не уходило, но и увеличивалось. Теперь оно нависало не только над домом, но и над избушкой, и над всем садом, а это – ни много ни мало, двадцать соток земли. Поэтому Борис не удивился, когда в десять утра услышал стук в ворота.

Стук был настойчивым и ритмичным. Борис решил не открывать, вдруг сами уйдут. Подумают, что его нет дома, и уйдут. Чтобы дисциплинировать свои мысли и не позволить им расползтись в разные стороны, Борис открыл мидраш на первой попавшейся странице и стал еле слышно нашёптывать текст, качаясь из стороны в сторону:

– Тора указывает, какое наказание положено еврею, согрешившему с хананейской рабыней, обручённой с еврейским рабом, единственный дозволенный для неё способ стать женой еврея и частично выкупленной из рабства, но ещё не окончательно свободной. Рабыня не наказывалась смертью – карой, которая постигла бы свободную еврейку, соверши та прелюбодеяние. Вместо этого она наказывалась плетьми, ибо не была окончательно свободна, и потому её обручение с рабом-евреем, которому она предназначалась, не обязывало её в той же степени, что и свободную еврейку. Прелюбодея тоже не казнили, как это было бы, согреши он со свободной еврейкой, предназначенной в жёны другому. Вместо этого Тора обязывает его принести жертву Всевышнему. Не имеет значения, знал ли он о статусе женщины, с которой согрешил.

Стук в дверь прекратился. «Кажется, ушли», – подумал Борис, но едва он это подумал, как заколотили с ещё большей силой. Кроме того, из спальни вышла мама и попросила открыть калитку. А как ей сказать, что эти люди пришли за ним? Нет, она ещё слишком слаба, лучше Борис ничего не будет говорить.

– Ты зачем вышла? – строго спросил Борис.

– Стучат же.

– Ну и что? Мало ли кому вздумалось стучать. Что, всем открывать?

Зумруд послушно ушла к себе, а Борис продолжил свои занятия. Покачиваясь из стороны в сторону, он шептал:

– Кроме того, Тора умышленно поместила закон об обручённой рабыне после килаим. Таким образом, она намекает на то, что как запрещено нарушать порядок, установленный Творцом в растительном и животном мире, так не разрешается и производить на свет килаим, запрещённые помеси, вступая в интимные отношения, которые могут к этому привести. Пусть еврей не думает, что он может не принимать всерьёз преступление такого рода лишь на том основании, что он – свободный человек, а женщина, с которой он согрешил, рабыня. Согласно закону Торы, святость брака должна и в этом случае соблюдаться неукоснительно.

Борис прислушался. Стук прекратился. Всё-таки хорошо, что он изучает Тору; в ней, только в ней он находит утешение в любой ситуации. Она учит его жизни и даёт конкретные указания, что делать и как, и ему не приходится испытывать мук выбора. Он закрыл книгу «Ваикра» и поднял голову. Прямо перед ним стояли трое полицейских с пистолетами, нацеленными на его лоб, сердце и живот. Они вошли настолько бесшумно, что Борис по-настоящему испугался, потому что на миг усомнился в их человеческой сущности. Но потом их лексикон доказал ему, что он всё ещё жив и видит реальных людей. Он простёр руки. Один из полицейских упаковал пистолет в кобуру и надел на него наручники. Когда они выходили, Борис посмотрел вверх. Небо было в черно-белых полосках. Видимо, кто-то уже начал бороздить тучу антиоблачными самолётами. Он шёл по своему двору, возможно, в последний раз, двое полицейских держали его за руки, а третий толкал в спину.

– Разве я похож на преступника? – спросил Борис.

– Это суд решит, похож ты или нет, – сказал первый полицейский.

– А нам велено только схватить и доставить, – вторил ему второй.

– Мы люди подневольные, – добавил третий, – что велено, то и доставляем.