Приемщики ахнули - так быстро вырос в степи элеватор, а мастера на руках снесли с лесов, прохватило его, потного, жгучим ветром, застудился.
Тут и похоронили его. Но сказать успел:
- "В месяц колосьев, в месяц Авив, тронулись они ночью, неся кости Иосифа в тройном саркофаге - из золота, серебра и кедра... При реках Вавилона, там сидели мы, и плакали, когда вспоминали о Сионе, когда сидели у котлов с мясом и ели хлеб досыта и финиковые плоды, и лепешки с медом, и лапшу белую, как кориандровое семя... Многие объявляли великих, но прежде смерти никого не называй блаженным... Увы, государь, иной человек искусен и учит других, а для своей души бесполезен... Не бейтесь: страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка...
Как тень дни наши на земле, и нет ничего прочного... Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремиться вверх... На злачных пажитях и у тихих вод ходил я... Итак, иди, ешь с веселием хлеб твой и пей в радости вино твое - нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить, веселиться... Как моль одежде, как червь дереву, так печаль сердцу... Летам моим приходит конец, и я отхожу в путь невозвратный... Гробу скажу: ты отец мой; червю: ты мать и сестра моя... Я стал как филин на развалинах... И пророки станут ветром... Объяли меня волны смерти, и потоки беззакония устрашили меня... Я должен, подобно ткачу, отрезать жизнь свою. Итак, ждите меня..."
Дяде Анисиму было лет двадцать, когда умер его отец Лука Лунь. Знаменитыми деяниями Луки считалось водружение колоколов на церквах. Мало поднять колокол в небесную высь с помощью веревочной механики - надо установить так, чтобы звон был чистым, малиновым, тревожащим, умиляющим. В знак почтения к отцу Анисим вырубил в скалах глыбу дикого золотистого доломита и вытесал надгробие в виде мощного колокола.
Лука надорвался. Не колоколом - быка завалившегося в сарае поднимал, поднял, а сам упал бездыханным. На другой день его похоронили, спешили под зиму сеять хлеб. Памятник Анисим ставил весной. Разобрало любопытство: каково теперь тело отца? Час был ранний, людей не видать, густые кусты сирени. Парень отрыл неглубокую - сеять спешили - могилу, поднял крышку и отпрянул: тело в гробу перевернулось, лежало лицом вниз, черный волос покойника бел, под ногтями щепочки, царапался...
А памятник колокол получился отменный. Могилы обычно отмечались крестом, деревянным или каменным, по достатку покойника, или плитой с именем раба божьего и датами рождения и преставления. Анисиму стали заказывать оформление могил. Но работа стоила дорого, и заказчиками были больше курсовые господа, тщеславие которых Анисим тешил вырубленными в камне орлами, киверами, клинками, медицинскими змеями и надписями из Библии о суете и прахе земной жизни.
В молодости он лепил на потеху ребятишкам глиняных чертиков, крылатых коней, птиц-свистулек, азиатских боженят. Увлекался булыжной кладкой, мостил улицы на курсу, выводил орнаменты цветной брусчаткой, принесенной водами бешеных эльбрусских рек. Строил стены и ни на миг не останавливался в работе: когда брал камень в руки, глаз уже видел, как единственно верно положить его в ряд.
Удивительно владел он киюрой. Толпы зевак собирались смотреть, как он тешет камень - будто строгает мягкую липу или снимает ножом витки с застывшего коровьего масла. Многие загорались подражать станичному Фидию, но не у всех получалось: даже податливые туф и ракушечник оказывали железное сопротивление инструменту.
Памятником его жизни остались: могучий, соперничающий с окрестными утесами "Замок" в ущелье, при потоке; построенный на века театр; знаменитая на весь мир грязелечебница с фигурами античных богов и героев; множество надгробий, гротов, искусственных скал в парках; белоснежные колонные бюветы минеральных источников; памятник на месте трагической гибели Лермонтова - великолепный обелиск в лесу, с бронзовым горельефом поэта, четыре грифа по углам, скованные цепью-тайной; гранитный памятник первым коммунистам станицы.
...На следующей остановке приказали выходить совсем и строиться по десяткам. Отсюда пешим порядком в тайгу, строить металлургический завод.
Двое суток шли по снежным лесам. Кормить стали хорошо. Выдали валенки и рукавицы. На второй ночевке Спиридон подозвал Марию:
- Кума, поди сюда...
В ночь завыла пурга. Караульные в оленьих дохах залезли в палатки. Собаки зарылись в снег. Ссыльные жались у костров.
Пурга остановилась на следующий день. Обнаружился побег группы ссыльных. В тот же день партию догнала бумага - стараниями Михея Васильевича многим ссылку отменили - Оладику, Сереге Скрыпнику, Марии, Спиридону... Но Оладик уже был в царстве небесном, ибо по Евангелию это царство приобретают нищие. А Спиридон и Мария бежали.