Читаем Молоко волчицы полностью

- Звеньевая Есаулова первая у нас коммунарка, - продолжал Михей Васильевич. - Прошу всех выпить за ее здоровье до дна!

Подняли триста стаканов. Мария, отметил Глеб, чокнулась только с одним человеком - новым председателем колхоза и убежала во двор.

- Есть предложение выпить еще за одною коммунара - за Михея Васильевича Есаулова! - кричали возбужденные колхозники.

Михей Васильевич протестовал, он в первой коммуне не был - полком командовал, но собравшиеся выпили и за него.

Митька получил награду, ручные часы. Он спешил в поле - к пастухам и скотине, да и трактор не может простаивать. Глеб уже освоился за колхозным столом. Когда Митька уехал, соседом Глеба оказался Титушкин, бывший кулак, заведующий МТФ. Титушкин втолковывал что-то Ивану Есаулову о коровах. Иван не соглашался, посмеиваясь, сказал:

- Вы, Антип Прохорович, еще соленого зайца не ели в этом деле, я вас помню, вы занимались не коровами, а хлебом, ваши поля были у Нахрапкиной балки. Нехай вам скажет Глеб Васильевич - он коров получше нас с вами понимает.

- Соленого зайца я не ел, а жареный петух меня клевал! - куражился подвыпивший заведующий. - Вы по животноводству морокуете? - с пьяной вежливостью спросил он Глеба - они не знали друг друга.

Глеб понимал новое слово "животноводство" и ответил:

- Приходилось.

- И как вы считаете: первотелку лучше шесть раздоить или три раза на день?

- Два раза.

Иван торжествующе наливал вино.

- Почему, позвольте поинтересоваться? Мы получили брошюру академика, он пишет: шесть раз.

- Написать все можно, - говорит Глеб, начисто забывший о маузере.

- Почему?

- Когда это требуется корове, а не академику. К каждой корове свой подход.

- У нас пятьсот голов.

- Тогда и говорить нечего. Мы Зорьку доили и пять раз, и два, когда как. Таких коров, как Зорька, теперь нету.

- Это почему же? - обиделся Титушкин.

- Перевели.

- Неверно гутарите, гражданин. Коровы Митьки Есаулова на выставке медали получили, а бугай все призы превзошел...

Грянул колхозный оркестр.

- Музыка! - кричал зарозовевший Михей Васильевич. - Постойте с фокстротом - Шамиля давай! Кто со мной?

Но и танцы и песни были новые.

Лишь старики тихо тянули старинные песни.

Было десять часов утра. Колхозный бал только начинался. Захрипела на столбе черная тарелка репродуктора. Внезапно и четко разнесся железный голос диктора. Люди стихли, окаменели, сбились к столбу.

Война! С Германией!

Из соседних улиц бежали казаки, как в старину бежали их отцы при громе набата к белой хоругви с монгольским лицом Андрея Первозванного.

Бежали к черной тарелке на столбе.

Осуществлялся план "Барбаросса".

А кузнец Гефест незримо, беззвучно трудился. У него уже миллионы подручных, реализующих великие открытия в области химии и физики - уже квантовой, в невинной кузнице под вывесками лабораторий, университетов, колледжей и академий.

Вторая мировая война получит название "войны моторов". Авиация и артиллерия сметали города и сотни тысяч людей в считанные часы - как в Токио или Дрездене, хотя потом это оружие будет считаться чуть ли не безобидным атрибутом бытия, как ложка, плуг или молоток. Но уже перед этой войной был создан урановый котел - усилиями сотен и тысяч простых и выдающихся умов - таких, как Дирак, Планк, Эйнштейн, Ферми; Роберт Оппенгеймер, как многие другие лауреаты Нобелевской премии, Мария Склодовская-Кюри дважды удостоена премии Нобеля, изобретателя динамита. Атомную бомбу сознательно творили лишь в последние годы войны, а до этого постигали новые тайны материи и пространства. Как за редким зверем, в годы войны враждующие государства охотились за физиком из Дании Нильсом Бором, пока он не был переправлен из Дании в Англию, где помогал ковать страшное оружие века.

В конце войны оно уничтожит Хиросиму и Нагасаки. Со временем выкуют и ракетно-лазерный меч. Он сможет подстригать планету из космоса так, что плеши и лысины на полях жизни не зарастут никогда - или уродливая трансмутация от радиооблучения приведет к появлению нового, зверообразного населения мира.

А пока казачки тронулись на войну на конях, с шашками, с винтовками образца 1891/1930 года. Но войну уже определяли моторы, металл, нефть, электричество, взрывчатка.

Трупами убитых во вторую мировую войну можно опоясать Землю по экватору непрерывным ожерельем - каннибальским нарядом планеты середины XX века: около шестидесяти миллионов душ.

Война уже шла семь часов. Уже в русской пшенице лежали трупы, немецкие солдаты завтракали, не останавливая огня, смывали пот и кровь в тихих речушках, озерах и увеличивали скорость смертоносного железа на фронте в тысячи километров.

Стало быть, помирать не годится, другие идут смертоносцы. Может, и возвернется старое, и уж тогда Глеб поучит свою жену, поговорит с благоверной, как деды говаривали, с плеточкой в руках.

Планов у него пока никаких, а Б а р б а р о с с у через год одобрит.

Полно-полно тебе, бабочка, шалить,

Не пора ли своего мужа любить?

- Своего мужа повек не люблю,

На постылого глазами не гляжу.

Надоело мне на хуторе жить,

Не пора ли во станице младой быть.

Во станице молодые казаки.

Удалые все уряднички.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное