Читаем Молоко волчицы полностью

- На кудыкину гору - скотину от немца спасать.

- Не, убегался я, - ответил горбящийся старик.

- Тогда молчок, что мы были. Налетели, мол, какие-то в бурках и башлыках и угнали коров, сам чудом остался, повесить, мол, хотели.

- Вы меня свяжите лучше, - попросил дед.

- Мочой подплывешь, сдохнешь, - не сразу сюда доберутся.

У Монах-скалы сотню догнали Иван и Крастерра. Люба с ненавистью посмотрела на полненькую, гордоглазую девку, а волосы точно - как у Спиридона. И разговор у них промеж себя тихий, секретный. Но вот командир заговорил, подгоняя коров чекмарем:

- Иван, ты почему не женился?

- Чего привязываешься, дядя Спиридон? - отмахнулся Иван, чувствующий силу и старшинство в родной стихии - среди коров.

- А то, что ты плохой кавалер и никудышний казак! Мы с Митькой при бабах, а ты холостякуешь рядом с такой девкой. Пойдешь за него, Краска? спросил Крастерру.

- От него портянками воняет!

- Ишь ты, курсовая! - пыхнул Иван.

- Я больше всего люблю свадьбы! - разговорилась Нюся, румяная, кареглазая, в пуховом платке. - Давайте ид поженим!

- Спиридон Васильевич, а где же сотня? - спросила Крастерра.

- Вот она, - командир показал на себя и других.

Митька моячит. Рыжую эту девку он знает - ее родителя расстреляли его деда Федора Синенкина. На заразу она нужна тут? Харчи только на нее тратить! Бегала еще за братом Антоном, да он живо отвадил ее!

- Вас как зовут? - спросила Крастерра Митьку, познакомившись с бабами.

В ответ Митька загнул такое имечко, что покраснели все. Спиридон виновато посмотрел на медсестру - мол, что с него, дурака, возьмешь казак!

Чуть погодя командир отстал с Митькой, поманив его пальцем.

- Митрий, ты знаешь, в каком я чине?

- В каком?

- Полковник я.

- Это у белых.

- Теперь у красных. А ты рядовой солдат.

- Не рядовой, я был командир отделения.

- Жалую тебя сотником. А ежели матюкнешься еще при женщинах, на одну ногу наступлю, другую выдерну. Как ты, командир Красной Армии, не понимаешь дисциплины? Ты что - бандит, что ли, налетчик или фармазонщик? Ты в армии, на войне, и, будь добр, называй меня не дядей, а товарищ полковник!

- Кто это вам звание присваивал?

- Это не тебе обсуждать, молокососу. Ты порядок держи и равнение. И субординацию понимай. Даю тебе, сотник, три наряда вне очереди.

- Есть, три наряда вне очереди! - повеселел от игры в чины Митька. Иван кто будет, товарищ полковник?

- Иван? Урядником потянет, а выше не прыгнет.

- А бабы?

- Женщины, Нюся и Люба - строевые казаки, а Крастерра - лейтенант.

- Кто же старше - сотник или лейтенант?

- Чины похожие, но дадим тебе старшего лейтенанта. Будешь усерден - в капитаны выбьешься.

В ночь снег перестал. Вызвездило. Не мешкая, гнали стадо в горы, где, по словам Митьки, на альпийских лугах стояли стога довоенного укоса. Коровы, словно чуяли тревогу времени, шли ходко, а может, их подгоняли волкодавы, молчаливо кусающие их за хвосты. Шелест сотен ног по снегу. Зимние балки. Звездная тьма. Сталинградский котел заклепывался наглухо. Немцы еще стояли на Волге, но тетива отступления Советской Армии напряглась до предела - теперь она пошлет огненную стрелу дивизий до самого Берлина. Шестеро казаков не знали этого, но бросили вызов горным батальонам немцев. В пути Спиридон, как обычно, напевал:

Над берегом ветвистым

Там хижина стоит.

Живет вдова в той хижине,

Одна и ест и спит.

Однажды поздним вечером

В окошко ей стучат,

Два храбрые героя

Просились ночевать.

- Я печку не топила,

Гостей я не ждала...

- Любезная хозяюшка,

Воды бы лишь дала,

Нам ужина не надо,

Пусти нас только в дом,

Мы завтра на рассвете

Опять в поход уйдем...

Один герой военный

Оружием гремит,

Другой герой военный

Вдове и говорит:

- Любезная хозяюшка,

С чего же ты одна?

Слезами залилася,

Так горестно бледна:

- Я мужа проводила

И сына - двадцать лет

Исполнилось - ни слуху,

Ни духу от них нет.

- Признай, признай, хозяюшка,

Ты мужа своего,

Прижми, прижми к сердечушку

Сыночка твоего,

Да истопи нам баню,

Да постели нам спать

Мы завтра на рассвете

С полком уйдем опять...

СВОБОДНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ

Мария вдруг осиротела - исчез сын Митька, исчез Спиридон, нет связи с Антоном. О первых она почему-то не очень беспокоится, а вот Антон, хоть и старше Митьки, но не выходит из головы - где он, что он? И переносила свою нежность на трех раненых бойцов, привезенных из госпиталя при отступлении наших. Кормила их, подавала им судно и утку, стирала гнойные бинты. Двое уже ходили сами, выкарабкивались к жизни, а третий, молоденький украинец, однажды не проснулся - так и похоронили в гипсе, как белую статую.

Немцы объявили: раненых бойцов сдать в немецкий госпиталь, где им будет оказана медицинская помощь. Указать звание, имя и национальность раненых. Харчи носить в определенные часы разрешается. За неисполнение приказа расстрел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное