Молоко волчицы

Отлетели в угол латаные штаны галифе — изобретение кривоногого генерала Галифе, оделся комдив в парадную кавалерийскую форму, грозно распушил усы и при орденах и оружии явился в стансовет, длинную саманную хату, только флаг молодым огнем полыхает. Бешено закричал, затопал на Михея с порога и даже как бы схватился за шашку, а председатель тогда вроде случайно повернулся боком — крутая рукоять нагана выглядывает. Побагровел, засипел Золотарев, рванул на себе еще одну рубашку и, не переводя духу, погнал на автомобиле в крайком партии, за двести верст.

В крайкоме встретили уважительно, сочувствовали по части трудного станичного начальства — Михей и у них в печенках сидел — и поддержали решение стансовета, установив срок сдачи машины 72 часа. Комдив тут же дал правительственную телеграмму в Кремль, длинную, пуганую, гневную. По телеграмме выходило, что Советская власть так и не дошла до Кавказа, казаки некоторые ей путь застремили, и надо опять этот непокорный Кавказ отвоевывать у засевших врагов разных мастей. Ворошилов ответил старому товарищу немедля: новым сроком сдачи автомобиля — 48 часов. Всех больше срок давал стансовет — 10-дневный.

Решения Советской власти обязательны для всех граждан, невзирая на ранги и положения.

С тех пор не кланялись при случайных встречах бывшие соратники и друзья. Сильно переживал свою вину Михей, даже сердце покалывало, будто временами гвоздь в сердце засел, но врачей-то он не признавал. А вину свою Михей читал на лице Золотарева — гас на глазах Иван Митрофанович, и с женой у него не заладилось — слаба оказалась на передок, погуливала — и не пошла ему впрок жизнь в родимой станице, будь ты проклята, а автомобилем Михей будто переехал его. И дело не в самой этой куче железа, меди, резины — честь тронута, сильно пощипал старого заслуженного орла его же выкормыш. А во все времена самым тяжким грехом считалось непочтение родителей. Ведь это подумать только: именно Иван давал Михею рекомендацию в партию! Вот уж подлинно — грел змею на груди. Ну ладно — теории, идеи, принципы, но человечность где? Нельзя же рубить всех под корень. Да, не ангел комдив — а кто тут ангел? И ведь знает Михей, какую суровую школу жизни прошел Иван Митрофанович, сколько сабельных рубцов у него на теле, а одну пулю так и не вытащили — нельзя трогать, и омывается эта пуля человеческой кровью горячей да играет-ноет на погоду. Тыщи раз уже объясняли миру: не сразу, не всем, а постепенно будет коммунизм, а этот, как малахольный, хочет сразу все народонаселение загнать плетью в хорошую жизнь. Ну ничего, найдется и на тебя коршун — только перья полетят! Пробовал Золотарев склеивать из слов и дел Михея троцкиста или хотя бы бухаринца. Троцкист из председателя нашей станицы никак не получался. Было напал Иван на благодатный материал — в Москве встречался Михей и с Рыковым, и с Пятаковым. Но и этот номер оказался пустым — Михей встречался с этими контрами по службе.

При случае, на важных собраниях — он стал активно посещать их — Иван как бы невзначай вставлял в разговор что-нибудь о неполадках в станичной жизни и тему подводил, как коня к овсу, к личности председателя стансовета:

— Вы говорите: религия еще в силе! Как же ей ослабнуть, когда сам голова стансовста бога то и дело поминает, Добро бы — бога мать, а то именно Иисуса Христа из Назареи. Может, и молится тайно, кто его знает. Чуть слово, так бог, Христом-богом, слава богу, милостью божьей. Но это еще так себе, от невежества, хотя невежество руководства недешево обходится простому народу. Опасный он человек. Так и не вышел из девятнадцатого года. Все головы рубит — и левым, и правым, абы рубить, это ему все равно, натура такая, у него и дед атаман спал с шашкой в обнимку. Им люди — что капуста. А еще после гражданской таким рубакам говорили: хватит, теперь идите учиться торговать, сеять, строить, время маузеров кончилось. А этот до сих пор с наганом среди бела дня шастает по станице, люди шарахаются, и не в кобуре наган, а прямо в кармане, как у налетчика, чуть что не так — так и прокрутит тебе весь барабан в упор. Большой вред от такого непонимания. И какой дурак власть дал ему в руки? Башибузук, е й-б о г у, башибузук… тьфу ты за это ей-богу! От него набрался опиума!..

Тут гильотина Михея Есаулова скосила еще одну голову — Якова Уланова, закадычного друга. И в результате Михея Васильевича понизили, перевели на должность председателя колхоза с поста председателя стансовета. А было так.

Председатель колхоза имени Тельмана Яков Уданов писал стихи. Скрытно, конечно, на зорях, в потайных балочках, в кукурузе — пронюхают, не дай бог, станичники, засмеют, ославят, запиявят. А шила в мешке не утаишь. На празднике урожая говорил-говорил по-людски, словами, а потом на стихи сбился, как конь с шага в галоп. Тут ему и зааплодировали, и дебютант залился краской. Писать стихи вынуждала природа, не давала она Якову покоя своими речками, травами, горами.