Молот Эдема

Это заявление должно решить все. Если оно окажется умиротворительным, если губернатор хотя бы намекнет, что готов рассмотреть их требования, Пастор будет только рад. Но если заявление будет жестким, Пастор устроит землетрясение.

Он не был уверен, что у него получится.

Мелани уверенно рассуждала о линии сдвига и о том, как привести пласты в движение. Но еще никто ни разу не пробовал это сделать. Даже она сама не могла дать стопроцентных гарантий, что у них все получится. А если они потерпят неудачу? Или их поймают? Или начнется землетрясение и они погибнут – кто позаботится о коммунарах и детях?

Пастор перевернулся на другой бок. Рядом лежала Мелани. Он задумчиво посмотрел на ее лицо. Очень белая кожа, почти прозрачные ресницы, прядь длинных, имбирного цвета, волос упала на щеку. Он слегка сдвинул простыню и посмотрел на ее грудь, тяжелую и мягкую. Может быть, разбудить? Он просунул руку под простыню и провел ладонью по животу Мелани и треугольнику рыжеватых волос. Она пошевелилась, сглотнула, а потом отвернулась и отодвинулась в сторону.

Он сел. Они ночевали в хижине, состоящей из одной комнаты, которая служила ему домом вот уже двадцать пять лет. Кровать и старый диван стояли по разные стороны камина, в углу располагался стол с толстой свечой в подсвечнике. Электричества в доме не было.

В первые дни существования коммуны все жили в таких хижинах, а дети спали в отдельном домике. Но за долгие годы сформировались постоянные пары, которые построили дома побольше с отдельными комнатами для своих детей. Пастор и Звезда оставались каждый в своем доме, но общая тенденция была против них. Не имело смысла сражаться с неизбежным, Пастор научился этому у Звезды. Теперь в коммуне насчитывалось шесть семейных пар и пятнадцать одиночных хижин, двадцать пять взрослых и десять детей плюс Мелани и Дасти. Одна хижина пустовала.

Все в этой комнате было знакомо Пастору, как собственная рука, но постепенно у некоторых предметов изменилась аура. В течение многих лет его взгляд скользил по ним, не останавливаясь: его портрет, нарисованный Звездой, когда ему исполнилось тридцать; изукрашенный кальян, оставленный француженкой по имени Мари-Луиза; не слишком надежная полка, которую сделала Роза; ящик для фруктов, где Пастор хранил одежду.

Теперь, когда оказалось, что им придется покинуть эти места, каждый предмет казался ему замечательным и особенно дорогим сердцу. У него комок подступал к горлу, когда он смотрел на свои вещи. Его комната напоминала альбом старых фотографий, в котором каждый снимок вызывал цепь воспоминаний: рождение Ринго; день, когда Шалун едва не утонул в реке; занятия любовью с двумя сестрами-близняшками, Джейн и Элизой; теплая сухая осень первого сбора винограда; вкус вина урожая 89-го года. Когда он смотрел по сторонам и думал о людях, собиравшихся отобрать у него все это, его душа наполнялась яростью, горевшей, словно медный купорос в желудке.

Пастор взял полотенце, надел сандалии и обнаженный вышел из хижины. Его радостно приветствовал Призрак. Было ясное прохладное утро, по голубому небу бежали легкие перистые облака. Солнце еще не успело подняться над горами, и долина купалась в тени. Все спали.

Он спустился вниз, Призрак следовал за ним. Хотя дух коммуны был еще силен, ее члены постепенно начали украшать свои хижины. Одна женщина посадила вокруг дома цветы и декоративный кустарник, и Пастор дал ей имя Садовница. Дол и Ода, решившие жить вместе, разрешили детям покрасить внешние стены дома в разные цвета. Человек по имени Тормоз, умственно отсталый, пристроил кривое крыльцо, на котором стояло самодельное кресло-качалка.

Пастор понимал, что постороннему человеку долина вряд ли покажется красивой. Грязные тропинки, покосившиеся хижины, случайный характер планировки. Коммуна не имела разделения на зоны. Детский домик находился рядом с амбаром, а плотницкая мастерская стояла между хижинами. Каждый год туалеты приходилось отодвигать все дальше, но это не помогало: в жаркие дни чувствовался довольно сильный запах. И все же коммуна согревала его сердце. Стоило ему отвернуться от домиков, и он видел заросшие лесом горные склоны, стремительно возносящиеся ввысь от берегов блестящей реки до самых голубых пиков Сьерра-Невады. Вид был таким красивым, что у него перехватывало дыхание.

Но теперь всякий раз, когда он смотрел по сторонам, у него возникало ощущение, будто в его тело входит острый клинок.

На плоском валуне возле реки стоял деревянный ящик, где хранились мыло, дешевые лезвия и маленькое зеркальце. Пастор намылил лицо и побрился, затем вошел в холодную реку, вымылся и вытерся жестким полотенцем.

У них не было водопровода. Зимой, когда становилось слишком холодно, чтобы мыться в реке, они дважды в неделю устраивали общую баню, нагревали огромные бочки воды на кухне и мыли друг друга. Получалось очень сексуально. Но летом только дети мылись в теплой воде.