— Послушай, что скажу. Можешь мне верить или нет, но я не виновен в смерти Эммы. — я поднял руку, ибо она хотела перебить меня. — Когда я приехал в Виттинген, её уже допрашивали. И когда я принял власть над расследованиями, не жила. Мне жаль.
— Вам жаль, — мрачно рассмеялась она. — Зачем вы пришли?
— Дать тебе кое-что…
— Ничего от вас не хочу!
— Ох, это захочешь несомненно. Дам тебе месть, Сильвия. Уничтожу человека, который обидел твою сестру. Который приказал насиловать её и пытать. Который жёг её тело открытым огнём и раздирал её клещами. Который насмехался над её муками. Но ты должна мне помочь богоугодном деле.
Она долго смотрела на меня глазами, полными слёз, и на её лице боролись страх с надеждой и неверием.
— Вы обманываете меня, — прошептала она. — Скажите, чего вы хотите на самом деле?
— Хочу каноника Тинтарелло, — сказал я, склонившись. — А ты мне его дашь.
— Как? — отозвалась она чуть погодя.
Я встал и потёр руки, ибо в комнате было холодно, а в остывшем очаге были разбросаны лишь холодные, почти полностью выгоревшие угли.
— Послезавтра к тебе придёт мой человек. Узнаешь его сразу, ибо у него безобразный шрам на лице. Но не пугайся, потому что он явиться, чтобы помочь тебе. Он проведёт тебя к палаткам на ярмарке, возле которых каноник появляется каждый день около полудня. И тогда твоим заданием будет только…
— … убить его, — прошептала она.
— Дитя моё… — Я снисходительно улыбнулся. — Убить его, я и сам могу. Не в этом будет твоё задание. Просто налети на него, как бы в спешке или от невнимательности, улыбнись и мило попроси прощения. И дай событиям идти своим ходом.
— Не понимаю.
— Насколько я знаю каноника, он пошлёт кого-нибудь за тобой и предложит тебе встретиться. А ты любезно примешь предложение. Договоришься с ним на этот же день после захода солнца, в саду при храме Меча Христова. А точнее в розовой беседке.
— Хорошо, — сказала она после долгого молчания. — Сделаю, как вы желаете. Но ответьте мне на один вопрос…
Я кивнул головой.
— Что вы с ним сделаете?
— Устрою так, что он пожалеет о каждой минуте того малого времени, что ему останется, — ответил я и улыбнулся ей.
И похоже именно эта улыбка убедила её, что я говорю правду.
— Она была такой милой, — сказала она, глядя куда-то над моей головой. — Почему это должно было с ней случиться?
— Если, как говоришь, была хорошей женщиной, то её судьба лучше нашей, — сказал я. — Ибо мы должны страдать в этой несчастливой юдоли печали, а она уже радуется у небесного престола Господа и поёт «Осанну» вместе с Ангелами.
Теперь она посмотрела на меня. Пустыми глазами, без выражения.
— Вы на самом деле в это верите?
— А чего стоит жизнь без веры? — ответил я и попрощался с ней кивком. Когда я уже покидал этот печальный дом, задумался над вопросом Сильвии. Верил ли я, что её сестра была спасена, а небесные радости скрашивают воспоминания о бренной боли? Не знаю. Но я знал одно. Каноник Тинтарелло уже скоро переживёт ад на земле. А его загробная жизнь меня совсем не интересовала, хотя я питал несмелую надежду, что когда придёт моё время, не окажусь в том же самом месте, что и он.
Я раздал парням задания, так как сам был зверски занят чтением протоколов допросов и нахождением хотя бы частью правдоподобных причин для освобождения большинства обвиняемых. Близнецам, обладающим некоторым художественным воображением, я поставил задачу приготовить и украсить одну комнату. Дополнительно Второй получил портновское задание, так как я знал, что он управляется с иглой, ниткой и ножницами так же умело, как и с арбалетом. Правда он не был в восторге, но что поделаешь… его дело выполнять приказы, а не капризничать. Смертух же получил поручение по сбору на кладбище набора костей. А так как речь шла о костях особого рода, то он был в бешенстве, так как ему придётся немало поискать.
В конце концов наступил день, когда всё должно было свершиться. События пошли своим чередом. Сильвия встретила каноника, каноник проглотил наживку, предложил ей встретиться и согласился прибыть в назначенное время в назначенное место. Что ж, я мог себя поздравить, что правильно прочитал чувства Тинтарелло. Глядя на допрос Эммы, я был свято уверен, что девушка возбуждает в нём не подобающее священнику вожделение. Её хрупкость, невинность, взгляд, нежные черты лица. Но вместо овладения ею, чего конечно не мог совершить, не рискуя скомпрометировать себя, он приказал её мучить. А потом смотрел, как её насиловали, теша свои отвратительные инстинкты и чёрные фантазии.