Молот ведьм

Я развернулся и покинул подземелье, переходя в зал, в котором мы должны были допрашивать каноника. Всё уже было правильно приготовлено, а у стола сидели Андреас Кеппель, Йохан Венцель и Генрих Вангард, что должен был исполнять роль протоколиста. Палач проверял верёвку для подвешивания, прицепленную к крюку под потолком, а его помощник нагревал на жаровне прутья и щипцы. Каноника пришлось вводить двум стражникам, ибо несмотря на хилый вид, он кидался как проклятый, орал, плевался и пытался кусаться. Что ж, это было трудно назвать достойным поведением. Однако палач тотчас очень профессионально перевязал ему запястья верёвкой и подтянул его воротом. Каноник задохнулся и умолк. Стоял теперь, натянутый как струна, лишь на кончиках пальцев, а его связанные за спиной руки были подняты почти до уровня плеч. Пока это было только очень неудобное положение, но не причиняющее боли. Я посмотрел наверх, на балкон, где, опершись на балюстраду, стояли две фигуры. Одной из них был Смертух, лицо второй было скрыто под глубоким капюшоном. Я не видел этого лица, так как не мог его рассмотреть в слабом свете. Но я был уверен, что оно наблюдает за всем в радостном напряжении, а языческая сентенция, гласящая, что «месть есть наслаждение богов», подходит к нему точь-в-точь.

— Начнём, любезные братья, — сказал я. — Запиши, Генри, как положено. — Я обратился к Вангарду. — В день такой-то, года Господня и так далее, в городе Виттинген, инквизиторский суд в составе таком-то и таком-то…

— Извини, Мордимер, не спеши, — буркнул Генрих. — Ты меня сбиваешь этим «таком-то и таком-то».

— … приступил к допросу каноника Пьетро Тинтарелло, чья личность была без ошибки установлена и подтверждена, — закончил я небольшого перерыва. — К протоколам приобщён обвинительный акт, составленный на трёх листах, утверждённый так-то и так-то. Закончив протокольное введение, мы встали и произнесли краткую молитву, после чего я выбрался из-за стола и подошёл к канонику.

— Несчастный Пьетро Тинтарелло, — сказал я. — Господь Бог Всемогущий оказал тебе милость, отдав под суд Святой Службы. Это здесь ты сможешь очистить от грехов своё сердце, а мы в смирении и с любовью позволим, чтобы ты снова возлюбил Господа. Та не хотел бы вознести вместе со мной молитву?

— Я духовное лицо! Меня нельзя подвергать пыткам! Ты сгниёшь в тюрьме! — он заорал и сразу после издал стон, ибо крича, бессознательно дёрнул руками. — Тебя сожгут, — простонал он ещё в конце.

— Брат Вангард, запишите, что обвиняемый не захотел вознести молитву вместе с допрашивающим и угрожал ему смертью, — сказал я.

— Хочу! — снова крикнул Тинтарелло. — Всегда хочу. Отче наш… — начал он, а я дал стоящему за его спиной палачу незаметный знак. Палач слегка подтянул верёвку, но этого хватило, чтобы каноник задохнулся, закашлялся и подавился воздухом.

— При попытке вознести молитву обвиняемый испытал ничем не спровоцированный приступ удушья, а святые слова не прошли у него через глотку, — продиктовал я Вангарду. — Не беда, — улыбнулся я канонику. — Попробуем позже. Подтверждаешь ли, Пьетро Тинтарелло, что переодетым в козлиный наряд ты принимал почести сатанинского шабаша?

— Отрицаю! От всей души отрицаю!

— Тогда как объяснишь, что слуги Святой Службы и сопровождающий их патруль городской стражи, а также члены цеховой стражи нашли тебя в подземельях дома, принадлежащего купцу Вильдебрандту? По свидетельству, подтверждённому показаниями и подписями, ты сидел на обтянутом красной тканью троне с козлиным черепом в руках. На стенах были надписи «Сатана, Сатана, Сатана». У твоих ног были найдены кости, которые опытные лекари идентифицировали как кости младенцев обоих полов. На полу людской кровью были нарисованы еретические пентаграммы…

— Не знаю! — крикнул он. — Это та девка! Та распутная девка! Ничего не помню!

— Пьетро, — я легко опёрся рукой о его плечо. — Пойми меня правильно, я здесь, чтобы помочь тебе. Чтобы мы вместе могли всё выяснить, и если нужно, опровергнуть эти гнусные обвинения. Может кто-то, видя твоё священное воодушевление, желает тебя погубить в людских глазах? Но не бойся, ибо ручаюсь, что если на тебе нет вины, ты выйдешь отсюда с высокоподнятой головой. Ведь Писание гласит: итак охваченные страхом Божьим убеждаем мы людей, Богу же в нас всё открыто. — Я взял его лицо в свои руки. — Поверьте мне, отче каноник, я здесь лишь затем, чтобы служить вам как можно смиреннее. Признаю, что между нами некогда существовали разногласия, но сейчас это всё уже прошлое. Молю вас на коленях, господин Тинтарелло, дайте вам помочь, боремся же вместе с Сатаной! Я смотрел ему прямо в глаза и увидел, что в его взгляде что-то дало трещину. Он зарыдал.

— Я ничего не знаю, — простонал он. — Я был в саду, а потом ничего не помню.

— Расскажите всё по порядку, Пьетро. Мы будем вас терпеливо слушать. Отпусти-ка верёвку, — приказал я палачу. — Пусть отче каноник встанет поудобнее.