Молот ведьм

Итак, я начал искать. Алгоритм был отработан: звонок, уточнение: «Меня интересует такая-то девушка, она сегодня присутствует?»; договоренность о времени, визит. Борделей в городе было больше, чем гнойных прыщей на физиономии озабоченного юнца; я приходил в огромные апартаменты с высокими потолками, стрельчатыми окнами, декорированные в соответствии с представлениями о шикарном и порочном; в небольшие, уютные квартиры, с какими-то чемоданами в комнатах, развешенными в ванной комнате женскими трусиками и домашней живностью — один раз меня встретил надменный пушистый кот, а в другой навстречу выбежал бодрый таксик. Я видел типовые «трешки» со стандартным ремонтом в спальных районах — холодные полы, бетонные стены под тонкими обоями, гулкие коридоры, комнаты, меблированные как номера в дешевом отеле — и двухэтажные хоромы с просторным холлом, сауной и бильярдной на втором этаже. Я искал нужные мне адреса, бродя пешком среди узких улиц и переулков в центре города, и сверху на меня смотрели статуи чудовищ и языческих богов: их тысячи на балюстрадах крыш — Вакх, Эрос, Венера, нимфы и фавны — идолы плотских грехов, и этот город принадлежит им, а не святому Петру, ибо этих мифологических истуканов здесь в разы больше, чем крестов на соборах всех вместе взятых конфессий. Я трясся в троллейбусах и трамваях от станций метро по бесконечным проспектам новых районов, и за мокрыми окнами проплывали бетонные холодные лабиринты новостроек высотой до самого неба на месте бывших кладбищ и капищ: замкнутое стенами и низким небом пространство, тоскливые голоса ветров, хлопающие двери, странные звуки, как будто на разные голоса спорят, бормочут, завывают, злятся сотни и сотни призраков. Исполинские дома, напичканные притонами, как червями, пожирающими упавшее яблоко, истекали затхлой спермой и гноем.

Где-то меня встречали радушно, улыбались, как дорогому гостю, где-то просто провожали в комнату и приглашали сотрудниц очередной обители терпимости: я обычно просил посмотреть всех, на случай, если найдется кто-то еще, подходящий под приметы Белладонны. В заведении со странным названием «Аквариум» меня проводили на кухню и усадили за стол, два часа развлекая разговорами и чаем, а когда настало время уединиться с моей избранницей, оказалось, что я должен заплатить и за время, проведенное на кухне, и отдельно — за чай. Я не стал возражать.

Когда доходило до дела, я сообщал, что у меня есть особое пожелание, странная фантазия: люблю разговаривать с полностью обнаженными девушками. Вот такая причуда, это возможно? Обычно проститутки радовались: золотой клиент, ничего делать не надо, вертись себе голая и болтай. И я разговаривал — иногда весь оплаченный час, иногда уходил быстрее, но без бесед не обходилось: моя располагающая внешность делала свое дело, и я слушал про нехитрые будни борделей и перипетии из жизни их обитательниц. Завсегдатаи публичных домов прошлого и позапрошлого века, Федор Михайлович и Александр Иванович, очарованные своими современницами, сильно преувеличили степень житейских драм работниц коммерческого секса — творческие люди, оно и понятно. Никаких голодающих детей, умирающих мачех, стремления отомстить жестокому миру; только лень, глупость и жадность. Мама деньги высылала, а потом перестала, ну я и пошла в проститутки; молодой человек бросил и за квартиру перестал платить, так что же теперь, в комнату переезжать; ну и что, что я шлюха, зато у меня десять пар отличных сапог, все сокурсницы завидуют; официанткой работать, еще чего, грязные тарелки носить, унижаться!

Верно заметил Туллий в своей «Риторике»: «Мужчины влекутся к позорным деяниям многими страстями, а женщин же ко всем злодеяниям влечёт одна страсть: ведь основа всех женских пороков — это жадность».

Роковых красавиц модельного вида, какими обычно изображают проституток в кино, мне не встречалось: обычные девушки, какие-то симпатичные, какие-то не очень, ничего особенного, никакой печати греха и порочности на челе. Странно, но вожделения я не испытывал; в этих комнатах, пропитанных сладковатыми запахами смазки, презервативов, секса и парфюмерии, на застиранных простынях, при свете белого дня, обнаженное женское тело было совершенно лишено для меня эротической привлекательности. Похоть, мой давний враг, неприятель, не знающий поражений, молчала, притаившись в ожидании случая, когда может досадить мне гораздо сильнее. Я смотрел на голые тела, на груди, задницы, вагины, на плоть и складки кожи, потом расплачивался, вставал, прощался, уходил, ехал в метро и снова смотрел, теперь уже по сторонам: обычные девушки, какие-то симпатичные, какие-то не очень, а мне мерещились сквозь одежду голые груди, задницы и вагины.