Молот Времени: Право сильного

– Я останусь здесь, буду охранять кристалл. А ты давай за Гаэларихом. Там у него все стихло, дело закончено, пожалуй... Если маг жив, веди его сюда, аккуратно, чтобы пташки не заметили. Не сможет их разогнать, так хоть самоцвет обезвредит... Или дыру в стене расширит, так на так и получится.

Калрэйн сидел на каменном полу, устало прислонившись к стене. Хотел что-то сказать, но я остановил его жестом:

– Подожди, еще не всё. Если же маг мертв... Тогда... Тогда должны остаться уцелевшие людоеды. И мне нужен хоть один из них. Живым. Обязательно живым. Можно попробовать и самим обезвредить Навершие, но необходим пленник. Есть вопросы? – спросил я, видя, что ассасин вновь порывается что-то сказать.

Вопросов он не задавал. Произнес спокойным, ровным, немного даже скучным голосом:

– Я никуда не пойду. Не смогу. Этот бой для меня последний.

* * *

Последняя, предсмертная магическая атака меднолицего все же достигла цели. Одна капелька зеленого пузырящегося вещества долетела до Калрэйна, угодила на сапог... Крошечная, совсем незаметная. Ассасин и не заметил... И не почувствовал, как зеленая гадость начала свою разрушительную работу: проела сапог, слегка увеличившись в размерах, попала на ногу... А когда почувствовал и понял, в чем дело, то... То ничем себя не выдал: ни стоном, ни криком ужаса, хотя имел полное право, на мой взгляд. Продолжал сражаться.

...Насколько я понимаю, скорость, с которой зеленая гадость поглощала и превращала в себя любые вещества животного и растительного происхождения, постоянно падала. И спустя определенное время действие заклинания должно было совсем прекратиться. Иначе самое же первое его применение дало бы интересный результат: рано или поздно наш мир лишился бы всего живого и покрылся ровным слоем пузырящегося зеленого вещества.

Скорость превращения падала. И только потому Калрэйн еще оставался жив.

Он не позволил мне прикоснуться к свой ноге: сам разрезал остатки штанины и сапог, на удивление легко поддавшийся ножу, – от толстой кожи уцелел лишь верхний, тончайший слой...

То, что осталось от ноги, из сапога буквально вытекло, зеленоватая масса расплескалась по полу, обнажив истончившиеся кости. Смотреть не хотелось, но я не мог отвести взгляд.

И с этим он ходил... И с этим он дрался...

Ассасин эмоций не проявлял, по крайней мере внешне. Деловито ощупывал ногу выше колена – там она на вид оставалась прежней. Но, судя по мрачному выражению лица Калрэйна, ничего хорошего он не нащупал.

Вздохнул, достал плетеный кожаный шнурок, туго-туго перетянул бедро – высоко, почти у паха. Провел ладонью чуть ниже – здесь, мол. И сказал, кивнув на Бьерсард:

– Руби. Постарайся с одного удара.

Я не стал отнекиваться, говорить, что не смогу... Потому что мог. Но припомнил слова Гаэлариха про хирурга и ампутации – он-то думал, что издевается над лигистами, и вот как всё обернулось...

Бьерсард не дрожал в руках. И удар был, как обычно, точным и сильным. Но за крохотную долю мгновения до того, как сталь коснулась кожи, я все-таки закрыл глаза.

...Ампутация не помогла. Магическая зараза угодила в кровь и разносилась вместе с ней по всему телу. Когда на шее Калрэйна очень быстро, буквально на глазах, вырос большой гнойник и тут же лопнул, потек зелеными каплями, любой утешительный обман или самообман потерял всякий смысл.

Не знаю, чувствовал ли он боль. Ни единой жалобы я не услышал. Лишь лоб покрылся мелкими бисеринками пота.

– Все когда-то умрут, – только и сказал Калрэйн. – Я – сегодня. Не хотел, но так уж вышло.

И он достал из двойного шва одежды боевую спицу. Но затем отложил в сторону и завел разговор о душе и ее посмертном пути....

* * *

Я взял его за левую руку – плевать на магическую заразу, на меня не подействует. А ему все-таки легче...

– Прощай, Хигарт.

– Прощай, воин... – Я хотел сказать что еще, простое, но достойное, – и не сказал. Чувствовал, что не совладаю с голосом.

– Знаешь... – почти прошептал Калрэйн. – Если я все-таки не прав... Если чертоги все-таки есть... – он сделал паузу, покусывая губы, вновь приставил спицу к уголку глаза.

И закончил совсем тихо:

– Хорошо бы там встретиться, а?

Спица вошла в мозг мгновенным движением. Тело коротко вздрогнуло. Калрэйн ушел... Надеюсь, что все-таки не в печку, и когда-нибудь мы встретимся.

А тело не знало, что мозг мертв, тело упрямо цеплялось за жизнь... Пальцы легонько шевелились у торчащего из глазницы стального жала, словно хотели вынуть его, все изменить, все вернуть, как было... Зачем-то я помог, очень осторожно, аккуратно вытащил тоненькое оружие. Ни капли крови так и не вытекло из ранки...

Прощай, воин... И прости за то, что я сейчас сделаю. За то, что будет мне сниться ночами – как Тул-Багар, как смерть Кх׳наара – и я буду просыпаться и долго лежать, уставившись распахнутыми глазами в темноту, и твердить, как заклинание: ничего не было, сон, ночной кошмар... И знать: было, было, было...