Молот Вулкана

— Кто там? — Голос ее был все таким же невозмутимым и бесстрастным, даже, пожалуй, более, чем бесстрастным.

— Это Риттерсдорф. Я оставил в вашей квартире часть своего сценария.

— Я что-то не вижу здесь никаких ваших записей, — слова ее, правда, звучали не очень уверенно.

— Если вы меня пустите, мне кажется, я сразу же отыщу их. На все уйдет не более двух-трех минут.

— Ладно. — Внутри высокой металлической двери раздался щелчок, и она отворилась — это Пышка включила электромагнит замка.

Чак сразу же бросился к лифту, ведущему вниз. Дверь в квартиру Пышки была открыта, и он прошмыгнул внутрь. Пышка встретила его в гостиной ледяным равнодушием, стоя со скрещенными на груди руками и безучастно разглядывая ночной пейзаж Лос-Анджелеса на огромном телеэкране в форме окна.

— Здесь нет ни одной страницы вашего чертова сценария, — холодно сообщила она Чаку. — Я даже не знаю, что…

— Меня интересует звонок Банни, — сказал Чак. — Откуда он звонил.

Она посмотрела на него, чуть приподняв одну бровь.

— Не помню.

— Вы хотя бы заглядывали в сегодняшний вечерний гомеобюллетень?

Она ответила не сразу.

— Может быть.

— Банни звонил вам уже после того, как ЦРУ предприняло попытку арестовать его. Вы знаете об этом, и я знаю.

— Ну и что? — Теперь она даже не соизволила взглянуть на него. Никто еще в жизни не относился к Чаку со столь ледяным пренебрежением. И все же, ему почему-то показалось, что, несмотря на всю внешнюю твердость поведения, она была изрядно напугана. Ведь она была еще совсем молоденькой, ей, скорее всего, не было даже двадцати лет. Он решил воспользоваться именно этим обстоятельством и попытать счастья.

— Мисс Уивер, я являюсь агентом ЦРУ. — У него все еще оставалось служебное удостоверение. Теперь он извлек его из внутреннего кармана пальто и протянул девушке. — Вы арестованы.

Она широко раскрыла глаза в изумлении, затем отвернулась, задыхаясь, не в силах даже вскрикнуть от ужаса. И теперь он ясно увидел, как радикально изменился характер ее дыхания. Грудь под плотным красным вязаным свитером учащенно поднималась.

— Вы в самом деле агент ЦРУ? — спросила она сдавленным шепотом. — А я-то поверила, что вы телесценарист. Именно так представил мне вас Банни.

— Мы проникли в синдикат Хентмана. Я выдавал себя за телесценариста. Пройдемте со мною. — Он взял Патрицию Уивер за руку.

— Куда это мы пройдемся? — Она с ужасом вырвалась.

— В лос-анджелесский филиал ЦРУ. Где вас допросят.

— За ЧТО?

— Вам известно, где находится сейчас Банни Хентман, — сказал Чак.

Наступило молчание.

— Откуда мне знать об этом? — сказала девушка и сразу же обмякла. — В самом деле, не знаю. Когда он позвонил, я не знала, что его арестовали и обо всем остальном, что произошло — он мне ничего не сказал об этом. И только тогда, когда я отправилась ужинать, после того, как вы ушли, только тогда я обратила внимание на заголовки бюллетеней. — Девушка, понурив голову, двинулась в сторону спальни. — Мне нужно взять пальто и сумку. И еще не мешало бы чуть подвести губы, а помада в спальне. Но я сказала вам всю правду. Честное слово.

Чак последовал за ней. В спальне Пышка сняла пальто с вешалки в шкафу, затем выдвинула один из ящиков, чтобы взять сумочку.

— Сколько же времени, как вы считаете, меня там продержат? — просила она, запуская руку в сумочку.

— Ну, — ответил он, — не больше, чем… — Он внезапно замолчал. Потому что Пышка держала в руке лазерный пистолет, дуло которого было направлено прямо на него. Его-то она и искала в сумочке.

— Не верю, что вы — агент ЦРУ, — сказала она.

— Но это именно так, — сказал Чак.

— Убирайтесь отсюда. Не понимаю, чего вы пытаетесь достичь, но Банни дал мне эту штуковину и велел пустить ее в ход в случае необходимости. — Рука ее дрожала, но дуло пистолета оставалось направленным на Чака. — Пожалуйста, уходите. Оставьте в покое мою квартиру — если вы этого сейчас же не сделаете, я убью вас. Честное слово, убью. Я говорю это совершенно серьезно. — Вид у девушки был смертельно перепуганный.

Повернувшись, Чак вышел из квартиры, понуро побрел по коридору к лифту. Кабина все еще оставалась на этаже, и он вошел в нее.

Через несколько мгновений он уже был на плохо освещенном тротуаре. Что же, ничего не поделаешь. У него всегда так — предполагаешь одно, получается совсем другое, вернее, просто ничего не получается. С другой стороны, стоически рассуждал он, он ничего не потерял… кроме, пожалуй, чувства собственного достоинства. Да и оно, дайте только срок, еще вернется к нему.

Теперь здесь больше уже нечего делать. Оставалось одно — вернуться в Северную Калифорнию.

Пятнадцати минутами позже он был в воздухе, направляясь домой, в убогую квартиру в Приморском Округе. Времяпрепровождение в Лос-Анджелесе оказалось далеко не из самых приятных.

* * *

Когда он прибыл домой, то обнаружил, что в квартире включен и свет, и электронагреватель; слушая по ГКВ одну из ранних симфоний Гайдна, в кресле удобно расположилась Джоан Триест. Завидев Чака, она тотчас же вскочила на ноги.