Молотов. Наше дело правое [Книга 1]

Начальник Московского охранного отделения полковник Мартынов информировал, что после приезда Скрябина «стал замечаться подъем среди представителей местного социал-демократического подполья и все настойчивее говорилось о необходимости создания в Москве оформленной с.-д. организации»⁸⁴. Местом собраний служил лесистый Измайловский зверинец. На 6 июня была запланирована общегородская конференция РСДРП. Утро было свежее, дул ветер, понадобилось даже надеть пальто. На Измайловское шоссе, на Благуше, Скрябин заметил слежку, а местность, как назло, открытая.

- Стоять! Вы арестованы!

Постановление о заключении под стражу с содержанием в одиночной камере было подписано московским градоначальником генерал-майором Климовичем⁸⁵. Это был последний арест в жизни Молотова. Больше он не попадется. В Московском охранном отделении он отказался отвечать на какие-либо вопросы. Более того, едва не сбежал: «В 11 час. 15 мин. утра Скрябин покушался на побег из названной комнаты; для чего в названном окне, отбив замазку, открыл раму и вылез во двор. Дежурный полицейский надзиратель Охапкин при сдаче дежурства мне, Яковлеву, заявил, что он обнаружил этот побег и задержал Скрябина уже выпрыгнувшим из окна»⁸⁶. После этого Скрябина отправили в «Таганку». Я как-то спросил деда, в каких тюрьмах он сидел. Он, улыбнувшись, ответил: «Во всех основных».

В Потылихе обнаружили образцовый набор марксистской литературы, но ничего подсудного⁸⁷. Однако у Мальцева были найдены пачки антивоенных листовок Петербургского комитета и рукопись прокламации, написанной Скрябиным. Автор по законам военного времени мог рассчитывать на каторгу. Но Скрябину, в который уже раз, крупно повезло: эксперт-графолог отказался однозначно признать его авторство. Следователь ротмистр Знаменский разослал запросы о похождениях Скрябина в Петрограде, Казани, Вятке и Вологде. Ответы пришли с подробностями. Приговор был вынесен 31 июля 1915 года. Молотов, не веривший, что удастся избежать каторги, воспринял его как подарок судьбы: «Выслать в Иркутскую губернию под гласный надзор полиции на три года»⁸⁸. «Всего лишь» ссылка, только теперь подальше и этапом.

Отправились в путь 21 августа в компании уголовников, с многочисленными остановками в пересылочных тюрьмах по всему маршруту. В Иркутске вещи погрузили на подводы и пешком двинулись за ними. Осень, на счастье, выдалась довольно теплой, только к концу двухсоткилометрового путешествия до Манзурки понадобились сани. «Неплохая была прогулочка!» -вспоминал дед. Форменная тужурка с погонами и эмблемой Политехнического института им. Петра I, в которой он и шел по этапу, плохо спасала от холода.

О настроениях и жизни рассказывает письмо Аросеву и Ти-хомирнову, тайно переданное в Казань: «Милые, славные, до-pome мои друзья, ангелы мои небесные, сердечные мои Саша и Витя. Как рад, как утешен благодаря вам, еще и еще раз за всегда неизменно крепкую дружбу, теплое участие, беззаветную вашу любовь. Целую, обнимаю. Никакие расстояния не помешают быть нам всегда близкими... Иркутская администрация отвратительна, бесцеремонна и бестолкова. Известно, азиаты... До сих пор живу растрепано. Забрался, правда, наконец, в отдельную комнату, но заниматься еще не приступил. Начну, и решил основательно. Дело за книгами. Если сможете что-нибудь солидное прислать, особенно марксистское, буду несказанно благодарен... Журналов достаточно, хотя с ними пока большой непорядок в связи с летними арестами в Ман-зурке. Газеты, хоть из третьих рук, получаем. Предполагается скоро устроить общую столовку, и тогда о хлебе насущном и о газете вопрос решится в лучшем смысле...

В деньгах, в сущности, я теперь не нуждаюсь. У меня осталось несколько десятков рублей от заработка и от сбора в союзе городов, где я служил (собрали 64 р., когда я сидел в Москве). Недавно по телеграфу из Москвы получил 20 руб., расплатился с долгами, на днях получил от брата 10 рублей, одеяло теплое и белье теплое (полную смену), значит совершенно считаю себя экипированным. Чего еще нужно: на днях прекращу, наконец, спанье на своем всяк-сезоне, т. к. сегодня закупил материю для тюфяка. Шапка куплена сибирская зайчиная, всяк-сезон годится и на зиму. Правда, в октябре были уже морозы до 30 градусов, но ноябрь стоит терпимый. На будущее смотрю бодро. Да и вообще на настроение не могу пожаловаться. Особенно теперь, когда стал получать отклики от милых и дорогих сердцу. Конечно, здоров и хворать не собираюсь. За дорогу только в пешем этапе испортил ногу, верней, палец ноги и канителился весь двухнедельный путь от Иркутска в Верхоленск и Манзурку.