Молотов. Наше дело правое [Книга 1]

- Товарищи, из всего того, что здесь говорили Бухарин и Рыков, по-моему, правильно только одно: надо дело расследовать, и самым внимательным образом... Почему мы должны были слушать обвинение на процессе в августе месяце и еще оставлять Бухарина в редакции «Известий», а Рыкова в Нар-комсвязи? Не хотелось запачкать членов нашего Центрального комитета, вчерашних товарищей. Вы, товарищи, знаете, что по убийству Кирова все нити объективно политически были у нас в руках. Показывали, что Зиновьев и Каменев вели это дело. А мы, производя процесс один за другим, не решались их обвинить. Мы обвиняли их в том, в чем они сами признались, - в том, что они объективно, их разговоры и группировки создавали настроения, которые не могли не повести к этому делу. Вот как мы подошли. Мы были сверхосторожны - только бы поменьше было людей, причастных к этому террору, диверсии и так далее¹²⁶⁴.

Пленум продолжился 7 декабря, когда была устроена очная ставка, на которой Радек, Пятаков, Сосновский и некоторые другие уже арестованные политики обвиняли Бухарина. Решение пленума было коротким: «Принять предложение т. Сталина считать вопрос о Рыкове и Бухарине незаконченным. Продолжить дальнейшую проверку и отложить дело решением до следующего пленума ЦК».

В январе 1937 года обвинявшие Бухарина уже сидели на скамье подсудимых в Колонном зале. 17 фигурантов процесса распались на две группы. Первую составили давние соратники Троцкого - Пятаков, Радек, Серебряков, Муралов, Дробнис, Богуславский. Вместе с зиновьевцем Сокольниковым они исключались из партии, отправлялись в ссылку, но затем вновь получили партбилеты и заняли заметные должности. В другой были хозяйственные руководители местного масштаба, среди них известные нам Шестов и Арнольд. Тема покушения на Молотова прозвучала в показаниях обвиняемых семь раз. В показаниях Радека 11 раз промелькнула фамилия Тухачевского, тогда не привлекшая большого внимания обвинителя Вышинского.

Присутствовавший на процессе Фейхтвангер писал:

«Сами обвиняемые представляли собой холеных, хорошо одетых мужчин с медленными, непринужденными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали в публику... Если бы этот суд поручили инсценировать режиссеру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет и немало репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности: так добросовестно и старательно не пропускали они ни малейшей неточности друг у друга, и их взволнованность проявлялась с такой сдержанностью... Очень жаль, что в Советском Союзе воспрещается производить в залах суда фотографирование и записи на граммофонных пластинках. Если бы мировому общественному мнению представить не только то, что говорили обвиняемые, но и как они это говорили, их интонации, их лица, то, я думаю, неверящих стало бы гораздо меньше»¹²⁶⁵.

Кампания осуждения троцкистов продлилась не более трех дней, кульминационным пунктом был 200-тысячный митинг москвичей на Красной площади при 27-градусном морозе с ударными выступлениями Хрущева, Шверника и президента Академии наук Комарова. С начала февраля внимание прессы и общественности резко переключилось на юбилейные даты - Пушкина, Балакирева, Глинки, Бородина, архитектора Баженова, ученых Менделеева и Лебедева. 14 февраля вышло подписанное Молотовым и Сталиным постановление «О финансовых льготах колхозам и колхозникам, пострадавшим от недорода»¹²⁶⁶.

17 февраля перед началом заседания Политбюро к Молотову зашел Орджоникидзе, чтобы обсудить текущие дела, и они вместе отправились на ПБ. Рассматривались резолюции предстоявшего пленума по докладам Жданова о выборах, Сталина -о недостатках партийной работы, Ежова - о вредительстве и содокладам Орджоникидзе и Кагановича о вредительстве в тяжелой промышленности. Выступлений Молотова не планировалось. После заседания Орджоникидзе допоздна сидел в своем наркомате, дорабатывая постановление, затем уехал домой и через несколько часов застрелился¹²⁶⁷. Кто-то говорит, что Орджоникидзе сначала не смог защитить своего брата Папулию, отвести репрессии от наркомата - его первый заместитель Пятаков был только что осужден на процессе. Молотов считал, что история с братом была решающей¹²⁶⁸. В стране объявили траур, глава правительства первым произносил прощальную речь.

23 февраля собрался пленум ЦК. Молотову надо было не только его открывать и вести, но и делать содоклад о вредительстве в промышленности, пользуясь материалом, подготовленным Орджоникидзе. Пленум продолжался 11 дней. Сначала в течение трех из них обсуждали доклад Ежова о деле Рыкова и Бухарина, которые обвинялись в том, что «как минимум, знали о преступной, террористической, шпионской и диверсионной деятельности троцкистского центра, но скрывали это». Они были арестованы.