Молотов. Наше дело правое [Книга 1]

Если уж в Нолинске судачили о мобилизации и войне, то что было говорить о столицах. 1923 год начался с того, что правительство Пуанкаре оккупировало Рурскую область. В Великобритании после падения Ллойд Джорджа лорд Керзон выступил с ультиматумом, угрожая разрывом торгового соглашения и отзывом английского представителя из Москвы, если не будет положен конец деятельности советских агентов в Иране, Афганистане, Индии и не прекратится дискриминация британского бизнеса в СССР. В Швейцарии белоэмигрантом Конради был застрелен Боровский - секретарь советской делегации на Лозаннской конференции. В СССР в «ответ Керзону» и мировой буржуазии шли демонстрации протеста. Контригру затеяли в Германии: ПБ выделило на революцию 300 миллионов золотых рублей, группа революционеров во главе с Радеком отправилась туда как костяк будущего немецкого совнаркома. Армия рвалась в бой, чтобы омыть сапоги в Висле и Рейне за унижение российско-польской войны 1920 года. «Из провинциальной Москвы, из полуазиатской России мы выйдем на широкую дорогу европейской революции, - уверял Троцкий. - Она приведет нас к революции мировой»⁴¹⁰.

Сталин и Молотов не были принципиальными противниками мировой революции. Но они видели все угрозы прямой военной конфронтации нищей России с крупнейшими державами Запада. Видели они и то, что война (при любом ее течении) вела на вершину власти армейские круги во главе с тем же Троцким. ЦК не поддержал его глобальные проекты⁴¹¹. 8 октября Троцкий направил письмо с обвинениями Политбюро и аппарата партии в отрыве от масс и некомпетентном хозяйственном руководстве, требовал обновления аппарата и увеличения приема в партию рабочих от станка⁴¹². Через неделю в ЦК поступило «заявление 46-ти», под которым поставили свои подписи представители всех левых фракций - децистов, «рабочей оппозиции», профсоюзной платформы Троцкого: Белобородов, Косиор, Медведев, Муралов, Преображенский, Пятаков, Сапронов, Серебряков, В. Смирнов, Сосновский, Шляпников и др. Требовали вывести из-под партийного диктата государственные органы, двинуть войска на Европу, пересмотреть нэп в пользу подлинно коммунистических принципов.

ЦК нанес ответный удар, обвинив Троцкого в антиленинизме и игнорировании своих прямых обязанностей: «Он ни разу не посетил заседаний Совнаркома ни при тов. Ленине, ни после отхода его от работ. Он ни разу не внес ни в Совнарком, ни в СТО, ни в Госплан какое бы то ни было предложение по хозяйственным, финансовым, бюджетным и т. п. вопросам»⁴¹³. Одновременно на свет божий были извлечены все нелицеприятные высказывания Ленина о Троцком. Троцкий ответил 23 октября письмом, в котором уверял, что всегда шел вместе с Лениным -будь то вопросы монополии внешней торговли или создания СССР. Политбюро отреагировало созывом 25-27 октября объединенного пленума ЦК и ЦКК, куда пригласило секретарей десяти крупнейших парторганизаций и двенадцати оппозиционеров. Пленум осудил выступления Троцкого и «46-ти» как акты фракционности. Ему был объявлен выговор. При этом Сталин выступил в роли примирителя, отвергнув предложения Каменева и Зиновьева, требовавших исключения Троцкого из партии.

После пленума Троцкий уехал охотиться на уток. Во время охоты он промочил валенки на подтаявшем болоте и слег с гриппом и высокой температурой. «Тройка» была настрое-

на настолько примирительно, что даже некоторые заседания Политбюро стали проходить в квартире Троцкого. По свидетельству последнего, Сталин в этот момент во имя достижения компромисса с ним был готов «сдать» Молотова⁴¹⁴. ПБ и ЦКК выступили с резолюцией, в которой были учтены едва ли не все претензии оппозиционеров, включая привлечение рабочих от станка. Резолюция требовала также, чтобы руководящие органы не считали критику проявлением фракционности. Это было приглашением к открытой дискуссии. И Троцкий на эту удочку клюнул. 9 декабря в «Правде» появляется его статья «Новый курс», полная жесткой критики ЦК и Политбюро.