…В этой светелке он работает с 1966 года. Небольшая комната с одним окном. На столе — варианты рукописи в картонных папках. У стены на маленьком столике — книги и журналы. Чехов, «Буранный полустанок» Айтматова, «Новый мир», «Развитой социализм» — это то, что сверху, а под каждой из этих книг — стопка в пять — семь штук, наверное. На стене — большая политическая карта мира под целлофановой пленкой. Против окна, у стены, кровать, застланная одеялом с белым пододеяльником без покрывала. Шкаф. Два стула. Все.
Сегодня 1 Мая. Стали подходить гости.
— О чем вы там так тихо говорите? — спрашивает Молотов. Он стал хуже слышать.
— На Колыме говорят: «Золота плохого не бывает. Есть хорошее и очень хорошее. Как коньяк».
— Коньяк бывает теплый, бывает холодный, — говорит Молотов.
Я стал показывать опыты с биополем, двумя пальцами отрывая гостей от стула и поднимая их. Заговорили о Джуне. Молотов очень заинтересовался:
— Так об этом надо говорить и писать! — И рассказал, что в тридцатые годы у них был врач, болгарин, Казаков, который тоже лечил непонятными методами, но у него не всегда получалось. Однако он вылечил от язв секретаршу Ленина и старого большевика Гусева.
«И ничего лишнего»
— Федор Абрамов умер, — говорю я. — Я, когда узнал, вспомнил ваш разговор с ним о коммунизме.
— Жалко его, — говорит Молотов. — Он, когда был у меня — раза два он у меня был, — я пошел наверх, туда, и он пошел, ну, я слежу, он посмотрел на стены, там у меня фотографии кой-какие есть — со Сталиным старые члены Политбюро Орджоникидзе, Каганович, Калинин, Ворошилов, я и Сталин. Посмотрел, посмотрел по стенам: «Ничего лишнего». Что он имел в виду?
— Обстановку, видимо.
— Да, да. Ну, кинозвезд я не вывешиваю. «Ничего лишнего». Неплохой человек и неплохой писатель.
В гости приехали грузины.
— Как в Грузии живут? — спрашивает Молотов.
— Хорошо. Кто работает, хорошо живет.
— Да кто не работает, тоже, наверное, неплохо, — говорит Молотов.
— Мы вам хотим анекдот рассказать. При Хрущеве вместо «Сталин» везде стали писать «партия». А Сталин еще лежал в мавзолее. Один грузин приехал в Москву и пишет домой: «Я был в Мавзолее, там похоронен Ленин и рядом похоронена Партия».
— Хрущев — это недоразумение для партии, — говорит Молотов.
—
Почти до леса дошли, по лесу немножко прошли. Я говорю: «У нас с вами не выйдет разговора. До свидания». Мы пошли в разные стороны. Он резко отрицательно относится.
Не подтягивают молодых
— Никто не подтягивает молодых, — говорю я, — тот же состав Политбюро.
— Это очень плохо, — соглашается Молотов. — Горбачева вытянули, а что он такое — неясно…
(Через четыре года это прояснится для Молотова и лет через десять — для всей страны. —
Петь научишься…
Поехал к Вячеславу Михайловичу со старшим сыном Иваном. Ему десять лет. Это моя сотая встреча с Молотовым.
— А моя вторая, — сказал Иван.
— Ну как отдохнул? — спросил меня Молотов. — Купался?
— Купался. Правда, море холодное было.
— А сколько градусов?
— Восемнадцать — двадцать.
— Да, это не очень. Я как-то в Крыму в очень жаркую погоду залез в море — меня всего сразу обожгло! Оказалось, вода плюс девять всего! А он тоже ездил? Как тебя зовут? Иван? Ты ведь у нас уже был однажды.
— Подрос, — говорю я. — Отличник, в четвертый класс перешел.
— Отличник? Молодец.
— Одна четверка по пению, — уточняет Иван.
— По пению? Ну, петь научишься. Но все-таки, значит, поешь хорошо, раз четверка, — говорит Молотов. — Ты какую книжку сейчас читаешь?
— Швейка только что закончил, — отвечает Ваня.
— Швейка? А русских писателей ты ничего не читаешь?
— Нет, не начинал, я только вчера Швейка кончил. Чувствуется, Молотов умеет разговаривать не только со взрослыми.
Летчики
Молотов всегда одевается легко, не боясь простуды. Дома обычно ходит в рубахе навыпуск. Пошли в лес — надел серый плащ, шляпу, трость взял.
Гуляем. Навстречу по лесной дорожке быстро идет человек в широкополой шляпе, старом коричневом костюме, темно-красном галстуке. Замедлил ход, остановился, поздоровался. Байдуков!
— Вы опять по этой дорожке ходите? Не по той? — спрашивает у Молотова Георгий Филиппович.
— Мы знаем цену славы, цену всех этих дел, — говорит Байдуков. — Это дело проходящее. Проходящее, уходящее. Вчера встречался с пионерами, на телевидении была часовая передача. Задают такой вопрос: вот вы прожили семьдесят пять лет, как бы вы, если б снова, сначала? Я говорю: а чего мне снова возвращаться в ту бедность, в те трудности, которые я прошел?
Я вспоминаю прошлую встречу с вами, Вячеслав Михайлович, рассказываю друзьям, как скромно вы живете, — примерно так же, как Сталин жил. Я был у него на даче в 1936 году — кровать застелена солдатским одеялом, все просто…