Тогда, в начале XX века, учащаяся молодежь, и школьная и студенческая, поставляла значительную часть кадров для революционных партий и организаций. Молодым людям, уже немало узнавшим из книжек о стране и мире, хотелось быстрых перемен, хотелось, чтобы народ жил не хуже, чем в развитых странах Запада. Препятствие к прогрессу видели в самодержавии. А тут как раз в ходе революции 1905 года, после издания Октябрьского манифеста и создания Думы оно пошатнулось. Это толкнуло новые тысячи и тысячи молодых людей в ряды антиправительственных партий. Молотов оказался среди них.
Но не только литература, в том числе и марксистская, предлагавшая простые ответы на сложные вопросы,
и общий революционный подъем толкнули Вячеслава в революцию. Были и некоторые специфические обстоятельства, связанные с его тогдашним местом жительства. Молотов вспоминал:
«Я был в городе Нолинске. А город Нолинск был местом ссылки, и в числе ссыльных оказался один видный большевик казанский, студент, украинец Кулеш Андрей Степанович. Он женился на моей двоюродной сестре. В Казани он был наиболее видный большевик в 1905—1906 годах... А потом он пошел в ссылку в Сибирь, что-то там у него с женщиной вышло, и, кажется, кончилось дуэлью. Одним словом, он был застрелен. Видный был очень... для моего кругозора.
Лет пятнадцать мне было. Учился в реальном училище. В пятом классе я уже в нелегальных организациях состоял, а в седьмом классе перед выпускными экзаменами — а я шел на золотую медаль — меня арестовали. Видимо, сыграло роль то, что в 1906 году я вступил в партию. Я приехал на каникулы в Нолинск. Там было много ссыльных, в том числе грузины. Я вот с ними путался. Особенно был один, более... интеллигентный человек, я к нему по вечерам заходил. По-моему, из Баку. Я у него спрашиваю: “Что такое детерминизм?” Читал марксистскую литературу, не все было понятно, он мне объяснял. Я тогда увлекался Плехановым, а Ленина еще не читал. Но он, по-моему, был меньшевистского толка. Но против царской власти. Это 1906-й. У меня еще четкого представления не было о большевиках и меньшевиках».
Фамилия этого грузина, правда, как помнит Молотов, была совсем не грузинской, — Марков.