Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Однако равенство в этом смысле не предполагает какого-либо точного аналога аграрному закону Харрингтона, и «Катон» не говорит нам, какие конкретные меры, кроме нежелательности монопольных прав для отдельных компаний и опасности тяжелого бремени государственного долга, необходимо принять для обеспечения равенства в торговом обществе. Если под «равенством» понимается только равное подчинение res publica, то требуется (или можно) лишь вновь утвердить общественную власть – по Макиавелли, ridurre ai principii, а эту формулу, как оказалось, едва ли можно было понять более конкретно. Однако (если подходить к проблеме с другой стороны), поскольку публичная власть в сочетании с неравенством ведет к коррупции, а там, где коррупция, нет добродетели, то возрождение res publica в ее свободной от порчи форме легко отождествляется с возрождением добродетели. Поэтому призыв «Катона» к равенству, не содержа в себе никакой определенной программы, компенсирует этот недостаток моральным пафосом, и, хотя большей частью он лишь призывает народ, его представителей и должностных лиц к честности и независимости, не стоит видеть в этих воззваниях только нравственный смысл. Главное зло коррупции многие теоретики видели в том, что она нарушала равновесие конституции; возраставшая значимость процентов на капитал государственного долга искажала отношения между исполнительной властью, парламентом и собственниками, и призыв к добродетели и возрождению res publica мог стать программой восстановления конституционных отношений в том, что считалось их наиболее сбалансированной формой.

Однако «Катон» не являлся мыслителем-конституционалистом в строгом смысле, и в той мере, в какой он им не был, понятие добродетели скорее диктовало требование индивидуальной морали в политике. Прослеживая развитие этой темы, мы неоднократно сталкиваемся с утверждением, что обществу торговли присуща своя психология и что это усложняет стремление к добродетели и ее сохранению. Мировоззрение «Катона» чуждо земледельческой утопии, хотя в предисловии, написанном уже после смерти Тренчарда, Гордон сообщает: «Несмотря на то что он бережно относился к своим Владениям, он никоим образом не стремился их расширить»1146; читатель остается в полной уверенности, что обществу, основанному лишь на землевладении, свойственны варварство и вассальная зависимость, как в Польше или в шотландском Хайленд, и что нельзя преодолеть наиболее неприятные черты «готической» системы, если не добавить к сельскому хозяйству торговлю1147. Справедливо, что

при Начале и Основании Государств в особой Цене оказываются такие Качества, как грубая и неотесанная Доблесть, дикая и свирепая Жестокость и безоглядная Страсть к Свободе: им на смену приходят воинские Достоинства, прирученные Искусства и Науки, а также политические Знания и Навыки, необходимые, чтобы сделать Государство великим и грозным в глазах других Держав и чтобы сохранить Равенство, домашний Уют и Безопасность в своей Стране; наконец, когда все это достигнуто, наступает черед Учтивости, умозрительного Знания, моральной и экспериментальной Философии, а равно и других Наук и всего Сонма Муз1148.

Однако переход от нерафинированной добродетели к учтивости должен был свершиться и свершился при помощи торговли, и нас уверяют, что морская торговля не только может процветать лишь в условиях гражданской свободы, но и не представляет для нее опасности. Моряки, в отличие от постоянной армии, не угрожают республике. Добродетель и свобода защищают торговлю, а торговля обеспечивает свободу и учтивость1149. Впрочем, чтобы связать между собой добродетель и торговлю, потребовалась сложная цепочка рассуждений, и мы понимаем причину этой сложности, когда обнаруживаем, какое интеллектуальное усилие, в свою очередь, понадобилось, дабы осуществить переход от торговли как фантазии к торговле как более полной и упорядоченной реальности.