Не знаю, как долго длится это видение, это чудо наяву. Времени не существует. Но есть первые признаки легкого страха. Желания прекратить это волшебство, чтобы оно не ушло по своей воле, чтобы хотя бы на мгновение иметь над ним власть. Мне необходимо сбросить этот морок! Опускаю взгляд на руку, сжимающую померанец. Медленно заношу ее вверх. Отвожу назад… И ровно в этот момент магия сворачивается, как всасываются остатки воды в ванной после извлечения пробки. Кажется, был даже похожий звук. Пара дотанцевала. Девушки смеются и поправляют волосы. Из заднего помещения выходит молодой человек с двумя черными пакетами мусора. Обмен шутками. Парень походит к двери и поднимает решетку, чтобы выставить пакеты на улицу. Предельное счастье сменятся равным по силе чувством неловкости, будто я подглядывал за чем-то интимным. Пригнувшись так, чтобы меня не было видно из-за припаркованных машин, я отправляюсь в сторону отеля.
578
Сейчас июль 1964 года. Я перешла в четвертый класс. На юг с родителями я не ездила. Каждое лето меня отправляли на теплоходе в Архангельскую область в деревню Ширша к бабушке, где я проводила все лето.
Раннее утро… Маленькая уютная комната, над моей кроватью висит большая икона. Бабушка тихонько пробирается к иконе и долго молится шепотом. Я просыпаюсь, но не шевелюсь – боюсь помешать бабушке читать молитву… Слушаю…
Потом бабушка тихонько открывает окно, и в комнату вместе с чистым свежим воздухом летят утренние звуки нового дня: скрип калитки, веселое пение птиц, и шмель, летая с цветка на цветок, словно произносит своим жужжанием: «Пора вставать».
Но я снова засыпаю, несмотря на эти вдохновляющие и бодрящие звуки нового дня…
До сих пор храню в душе это ощущение абсолютного полного счастья.
579
Как сейчас помню 21 февраля: день рождения моего брата Олега. Идет 1991 год. Я впервые поездом приехал в Харьков. Накануне вечером, садясь в поезд, я посетил вечеринку в честь 23 февраля со студентами одногруппниками – первый совместный выход на стипендию в ресторан. То есть прибыл в состоянии после возлияния, но с радостным чувством, что в Харькове будет продолжение. Мне девятнадцать лет. Брату соответственно тридцать. Он провел в Харькове свои бесшабашные аспирантские годы. Диссертации по экономике он не защитил, зато познакомился с немкой и наладил деловые отношения с Германией. У брата есть немецкие марки, уйма бизнес-идей и даже баллончик с перечным газом. Брат всегда любил приключения. Он сгребает меня в охапку на перроне и, хохоча, увозит на харьковский Центральный рынок. Ряды, уходящие за горизонт, тетеньки в белых передниках и цветастых платках, украинская речь, аромат зелени, солений, копченостей, сладкой сдобы, еще людская толчея, свист синиц под крышей – все это становится достоянием моего развернутого похмельного сознания. Наконец во рту пересыхает и хочется пить. «На, пей!» – кричит мне брат и сует литровую банку холодного ослепительно белого молока. Я начинаю пить. Глоток за глотком я утоляю жажду и понимаю, что это не похмельная жажда. Это жажда жизни в мои девятнадцать, жажда счастья.
580
Сейчас апрель 2006 года. В такси я еду из больниц, в которых провела пятьдесят дней своей жизни. Доктора не верили, а остальные сомневались, что я вернусь к нормальной жизни после остановки сердца и амнезии. Я не понимала, почему они все так суетятся. Я точно знала, что придет весна и я надену свои новые офигенные вишневые ботинки, купленные мной накануне болезни у «Карло Пазолини». Я смотрю через окно на лужи и думаю – как же вовремя все закончилось. И начинается!
581
Так получилось, что «церемония» вручения дипломов затянулась, и домой пришлось возвращаться на последней электричке. Вымотанная, голодная, промокшая, прислонившись к холодному окну, я задремала, и всякие мысли бродили в моей голове: «А что будет, когда я умру? Останется мое образование со мной? Юристы на том свете требуются?»
– Нет, – в этот момент кто-то другой начинает со мной беседу. Я не слышу его голоса, просто чувствую, как приходит информация, и не могу проснуться.
– И знания мои не нужны? – продолжаю спрашивать.
– Нет.
Начинаю понимать, что как-то обидно мне, что неужели вся эта латынь, история, ТГП, АХД, и т. п., и. т. д., все эти мегабайты информации, упорно загружаемые в мозг на протяжении долгих лет, не нужны?! Все, чему я училась, – ничего не останется? А что останется?
– Любовь, – приходит ответ.
Вижу солнце, такое красивое, неяркое, золотое, светом своим разлилось по всему вагону и повсюду. Какой красивый цвет! Я такого никогда не видела. Невероятная шамбала посетила меня в тот момент, непонятный, бесконечный кайф, из ниоткуда. Я поняла, что слово «любовь» бесконечно, что это и есть сама суть и я ее частица.
Открываю глаза, в вагоне никого, только вечерние сумраки. Чувствую, как теплее стало, опускаю руку. О чудо! Печку включили.