Сегодня удивительная погода. Такая бывает редко, но она возвращает меня в моменты, одни такие… моменты общности. Такая пасмурная погода, как перед бурей, перед грозой, какая бывает поздней весной или ранней осенью. Вроде бы тревожная погода. Сначала тихая, а потом поднимается ветер. В конце концов ветер разносит всю пасмурность, становится ясно, тепло, чисто, но скучно, спокойно, обыденно, банально. А та тревога в погоде как предвестник общего, общности. Момента, когда люди объединяются для вот-вот свершающейся подмоги, взаимовыручки… Так было в детстве перед грозой. Когда мы все были вместе, рядом, без колкостей, насмешек и ссор. Просто вместе на каком-то совершенно невообразимом уровне общности. Так было однажды на уроке литературы, когда учительница читала «Морфий» Булгакова. Было пасмурно. Была эта общность всех нас в классе. И мы боялись эту общность раскрывать, чтоб не спугнуть… Парадокс, может, но именно эта тревожность погоды является для меня счастьем.
752
2010 год, зима. Вот уже шесть лет, как я живу с диагнозом, который поверг мою семью в ужас. Слава Богу, живу дальше. Муж старается дать мне как можно больше положительных эмоций и поэтому соглашается на все, о чем я его прошу. Он работает на Кадашевской набережной, а живем мы на «Тимирязевской». Вечером он звонит и говорит, что хочет заехать на Савеловский рынок, я прошу взять меня с собой. Договорились встретиться у турникетов на «Савеловской». Выходя из вагона метро, я понимаю, что совершила ошибку: час пик, люди как пингвины медленно продвигаются вперед к эскалаторам. Двигаюсь и я. Потом вижу – работает только один эскалатор. Женский голос в громкоговоритель объявляет: «Извините за неудобства, занимайте обе стороны эскалатора». Я встала справа, накинула капюшон пальто, чтобы не было так страшно. Все люди с моей стороны стоят, а левая сторона, как обычно, медленно продвигается вверх. Люди идут и идут, тут на моей ступеньке слева останавливается человек. Боковым зрением я замечаю что-то знакомое в этом человеке, жесты какие-то. Поворачиваю голову и понимаю, что это мой муж, который меня не узнал. Я целую его и говорю: «Это я, привет!» Он очень удивленно смотрит на меня, не может понять, кто это его вдруг целует. Потом минут пятнадцать молчал. Эта история надолго подняла мне настроение и запомнилась как один из самых счастливых моментов той зимы.
753
Эту историю моя мама услышала от своего отца: «Счастье? – переспросил моего деда сосед по нарам на строительстве Беломорканала. – Я – дома. У очага, освещенная отблесками пламени, в вишневом бархатном платье сидит моя жена и пахнет занесенным с мороза бельем». Отец мамы, мой дед, домой вернулся и умер на Урале, куда был депортирован в 1944 году. Сосед по нарам умер там же, на строительстве.
754
Август 2011 года, ночь. Я сижу с любимой женщиной под звездами на деревенской лавочке. Мы поженились на прошлой неделе и приехали навестить ее бабушку. Мы не пошли спать в дом, а вышли к ограде и под темной прохладой на лавочке поем песню группы «Аквариум». Тихо и звонко поем про Дубровского и его аэроплан, который летает над землей, и пишет милой Маше, предвещая восход солнца. Мы поем и улыбаемся друг другу, мы одно целое. Грудь пронизывает колкое тепло, а в глазах застыли слезинки.
Я отчетливо помню это ощущение острого счастья. Не чувство, не представление, а именно ощущение, ясное как запах. И именно счастья, потому как другого слова не бывает.
755
Мое детство все было ощущением большого счастья. Я имею в виду прежде всего от общения с моей мамой, со всеми нашими походами куда-либо. Потому что она любила меня брать и в театр, и в музеи, и в компанию взрослых. Я купался в этой атмосфере и всегда чувствовал себя очень счастливым. Я не могу назвать конкретную дату, когда именно был счастлив. Мне очень часто хорошо. И такие вегетативные всплески у меня не редки. Я умею радоваться, даже если это не экспрессивно и не на выражение идет, а внутри у меня в то же время бурлит такой вулкан счастья. И когда спектакль, и когда премьера, когда рождается ребенок, я как-то это эмоционально внутри переживаю, при этом я могу быть внешне невозмутим.
Например, я испытал культурный шок, когда пришел первый раз на премьеру спектакля «Женитьба». Я буквально весь спектакль просидел с открытым ртом. Я понял, что на меня надвинулся какой-то язык, на котором я сам очень хочу разговаривать и который во мне очень долго созревал. И я понимал, что очень хочу работать вот с этим конкретным режиссером. Что дальше и случилось.
756
Спросил у родителей про их счастье. Дождь. 1974 год, папа с мамой спасаются от дождя в Ленинграде, под детским грибком. Мама у папы на коленях, они греются друг о друга, целуются, и мама говорит «Саша, женись на мне». А через год с мелочью родился я.
757