В противоположность резкому различию между гражданами и негражданами внутри самого гражданства существовала полная равноправность. Едва ли найдется какой-либо другой народ, у которого эти два принципа были проведены с такою же беспощадной последовательностью, как у римлян. Резкое различие граждан и неграждан, как кажется, ни в чем не выказалось у римлян так наглядно, как в практическом применении очень древних постановлений о почетном гражданстве, первоначально имевших целью сгладить это различие. Когда иноземец был по приговору общины принят в среду граждан, он мог или отказаться от своих прежних прав гражданина и вполне вступить в число членов новой общины или же присоединить к своему прежнему праву гражданства вновь приобретенное. Так было в самые древние времена и так всегда было в Элладе, где в более позднюю пору одно и то же лицо нередко бывало одновременно гражданином нескольких общин. Но более сильно развитое в Лациуме сознание общинной самостоятельности не допускало, чтобы одно и то же лицо могло быть одновременно гражданином двух общин, и потому — в том случае, когда вновь избранный гражданин не желал отказываться от своих прежних прав, — право номинального почетного гражданства имело значение лишь дружеского гостеприимства и покровительства, которые уже оказывались издавна даже иноземцам. Но с этими упорными усилиями римской гражданской общины огородить себя извне шло рука об руку безусловное устранение всякой неравноправности между ее членами. Уже ранее было упомянуто о том, что та неравноправность, которая существовала внутри семейства и, конечно, не могла быть устранена, по меньшей мере игнорировалась общиной и что тот, кто в качестве сына находился в безусловной зависимости от своего отца, мог сделаться его повелителем в качестве гражданина. Но сословных преимуществ вовсе не было, а тем, что тиции стали в очередном порядке выше рамнов и вместе с этими последними выше луцеров, нисколько не нарушалось их юридическое равноправие. Гражданская конница, в ту пору употреблявшаяся спешенной или верхом впереди боевой линии для рукопашных схваток и составлявшая скорее отборный или резервный отряд, чем войско специального назначения, заключала в себе самых состоятельных, наилучше вооруженных и наилучше обученных людей и потому, конечно, пользовалась бо
льшим почетом, чем пехота; но и это различие было чисто фактическим, так как каждый патриций без сомнения мог поступать в конницу. Единственным источником правовых различий было юридическое разделение гражданства по разрядам; во всем остальном равноправность всех членов общины признавалась вполне, что находило себе выражение в их одежде. Правда, одежда отличала главу общины от ее членов, взрослого и обязанного нести военную службу мужчину от мальчика, еще неспособного к военной службе; но помимо этих отличий все богатые и знатные, точно так же как и бедные и незнатные, должны были являться публично не иначе как в простом плаще (toga) из белой шерстяной материи. Эта полная равноправность граждан без сомнения имела свой корень в индо-германском общинном устройстве; но в том тесном смысле, в каком ее понимали и применяли на практике римляне, она была самой выдающейся и самой богатой последствиями особенностью латинской нации; при этом не следует забывать, что в Италии латинские переселенцы не подчинили себе никакой расы, ранее их там поселившейся и менее их способной к цивилизации, и стало быть там не было того главного повода, по которому возникли в Индии касты, в Спарте, в Фессалии и вообще в Элладе — знать и, возможно, в Германии — разделение на сословия.