Общий результат этого народного хозяйства слишком ясно виден по изменению численности народонаселения. Правда, италийские страны были в очень неодинаковом состоянии, некоторые даже находились в хорошем положении. Участки мелких пахарей, заведенные в значительном числе в районе между Апеннинами и По, во время его колонизации исчезли не так скоро. Полибий, объезжавший эти страны после окончания этого периода, превозносит их многочисленное, красивое и здоровое население; при правильном хлебном законодательстве житницей столицы могла бы быть область По, а не Сицилия. Точно так же Пиценский округ и так называемое «галльское поле» приобрели вследствие предписанной фламиниевским законом 522 г. [232 г.] раздачи государственных земель многочисленное крестьянское население, которое, впрочем, значительно уменьшилось во время войны с Ганнибалом. В Этрурии и, пожалуй, также в Умбрии внутреннее положение подвластных общин не благоприятствовало процветанию свободного крестьянского сословия. В лучшем положении находились Лациум, у которого нельзя было совершенно отнять выгод столичного рынка и который вообще немного пострадал от войны с Ганнибалом, а также замкнутые горные долины марсов и сабеллов. Напротив того, южная Италия сильно пострадала от войны с Ганнибалом; там были совершенно разорены кроме множества менее значительных поселений оба главных города — Капуя и Тарент, из которых каждый когда-то был в состоянии выставить 30-тысячную армию. Самниум оправился от тяжелых войн V в. [ок. 350—250 гг.]; по переписи, произведенной в 529 г. [225 г.], он мог выставить половинное число тех годных к военной службе людей, которые доставлялись от всех латинских городов, вместе взятых, и в то время, по всей вероятности, был после римского гражданского округа самым цветущим краем на всем полуострове. Но ганнибаловская война снова опустошила эту страну, а раздача пахотных участков солдатам сципионовской армии хотя и производилась там в значительных размерах, но едва ли могла возместить понесенные потери. Еще более пострадали во время этой войны и от друзей и от врагов Кампания и Апулия, в которых население было до того времени довольно многочисленно. Хотя впоследствии производились в Апулии раздачи пахотных участков, но основанные там колонии не процветали. Более населенной оставалась прекрасная равнина Кампании; но области Капуи и других уничтоженных во время ганнибаловской войны общин сделались государственной собственностью и находились во власти не собственников, а мелких срочных арендаторов. Наконец, на обширной территории луканцев и бреттийцев население было очень не густо и до ганнибаловской войны; на него обрушились всей своей тяжестью как эта война, так и сопровождавшие ее экзекуции за измену. Рим сделал немного, чтобы снова оживить там земледелие, и за исключением Валенции (Вибо, теперешний Монтелеоне) ни одна из основанных там колоний не получила надлежащего развития. При всем неравенстве политических и экономических условий в различных местностях и сравнительно цветущем положении некоторых из них нельзя не заметить, что в общем итоге все ухудшилось; это подтверждается и неопровержимыми свидетельствами об общем положении Италии. Катон и Полибий единогласно утверждают, что в конце VI века [ок. 150 г.] население Италии было менее многочисленным, чем в конце V века [ок. 250 г.], и что она уже не была в состоянии набирать такие же многочисленные армии, какие набирала в первую пуническую войну. Это подтверждается усилившимися трудностями набора рекрутов, необходимостью понизить требования о пригодности для службы в легионах и жалобами союзников на слишком большие количества вспомогательных войск, которых от них требовал Рим. А о том, что касается римского гражданства, свидетельствуют цифры: в 502 г. [252 г.], вскоре после африканской экспедиции Регула, в этом гражданстве насчитывалось 298 тысяч годных к военной службе людей; через тридцать лет после того, незадолго до начала ганнибаловской войны (534) [220 г.], это число уменьшилось до 270 тысяч человек, т. е. на одну десятую; по прошествии еще двадцати лет, незадолго до окончания той же войны (550) [204 г.], оно уменьшилось до 214 тысяч человек, т. е. на одну четверть; а одним поколением позже, когда гражданство не страдало ни от каких особых потерь, а, напротив того, получался значительный прирост, особенно вследствие основания больших гражданских колоний на североиталийской равнине, оно едва ли снова достигло той цифры, до которой доходило в начале этого периода. Если бы мы имели такие же цифровые данные относительно всего населения Италии, то они, без всякого сомнения, свидетельствовали бы о еще более значительной убыли. Труднее найти доказательства упадка народных сил; однако авторы сочинений о сельском хозяйстве свидетельствуют, что мясо и молоко все более и более исчезали из пищи простого народа. При этом число рабов росло, по мере того как число свободных убывало. В Апулии, Лукании и бреттийской стране скотоводство, по-видимому, имело перевес над земледелием уже во времена Катона; полудикие пастухи-рабы были там настоящими хозяевами. В Апулии было настолько не безопасно, что там пришлось поставить сильный военный отряд; в 569 г. [185 г.] там был открыт заговор рабов, который был задуман в самом широком масштабе и находился в связи с празднованием вакханалий; тогда 7 тысяч человек были приговорены к смертной казни. В Этрурию также пришлось отправить римские войска против шайки рабов (558) [196 г.], и даже в Лациуме столь значительные города, как Сеция и Пренесте, однажды едва не были захвачены врасплох шайкою беглых рабов (556) [198 г.]. Нация таяла на глазах, а община свободных граждан распадалась на сословия господ и рабов, и если главной причиной убыли и разорения граждан и союзников были две многолетние войны с Карфагеном, то, без сомнения, римские капиталисты содействовали упадку народных сил и уменьшению численности населения не менее Гамилькара и Ганнибала. Никто не в состоянии решить, могло ли бы помочь этому злу правительство; но ужасно и позорно то, что в среде римской аристократии, состоявшей большей частью из людей здравомыслящих и энергичных, ни разу не проявилось ни сознание трудностей тогдашнего положения, ни предчувствие грозившей в будущем опасности. Одна знатная римская дама — сестра одного из тех многочисленных штатских адмиралов, которые губили флоты республики во время первой пунической войны, — однажды, попав на римском рынке в давку, сказала во всеуслышание, что следовало бы давно снова поручить ее брату командование флотом, для того чтобы новым кровопусканием разредить рыночную толпу (508) [246 г.]. Конечно, очень немногие так думали и так говорили; однако эти бесстыдные слова были не чем иным, как резким выражением того преступного равнодушия, с которым вся высшая и богатая знать свысока взирала на простых граждан и крестьян. Не то, чтобы она желала их гибели, но она ничего не делала, чтобы ее предотвратить, и потому Италия, в которой еще было бесчисленное множество свободных и счастливых людей, пользовавшихся умеренным и заслуженным благосостоянием, приближалась гигантскими шагами к запустению.