Моммзен Т. История Рима.

Но и само положение сената, или, скорее, вообще нобилитета, тем временем стало совершенно иным. В самом своем унижении сенат почерпнул свежие силы. При заключении коалиции 694 г. [60 г.] обнаружилось многое такое, что совсем еще не созрело для того, чтобы появиться при солнечном свете. Ссылка Катона и Цицерона, которую общественное мнение, несмотря на сдержанность властителей и их желание показать, что они сожалеют об этой мере, с непогрешимой верностью приписывало ее настоящим виновникам, а также родственные отношения Помпея и Цезаря слишком напоминали монархические декреты о высылке и фамильные связи. И широкая публика, державшаяся в стороне от политических событий, внимательно приглядывалась к выступавшим все отчетливее основам будущей монархии. Как только общество поняло, что Цезарь добивается не только изменения республиканского порядка, но что дело идет о том, быть или не быть республике, множество лучших людей, причислявших себя к партии популяров и считавших Цезаря своим главой, должны были неминуемо перейти в противоположный лагерь. Не в одних только салонах и виллах стоявшей у власти аристократии слышались толки о «трех династах», о «треглавом чудовище». Консульские речи Цезаря слушала тесно сгрудившаяся толпа, но из ее среды не раздавалось возгласов одобрения, ни одна рука не поднималась для аплодисментов, когда демократический консул появлялся в театре. Когда же публично появлялся кто-нибудь из клевретов властителей, раздавался свист, и даже почтенные люди аплодировали, когда актер произносил какую-нибудь антимонархическую сентенцию или делал намек, направленный против Помпея. Когда ожидалась высылка Цицерона, множество граждан — будто бы 20 тыс., — главным образом, принадлежащих к среднему классу, по примеру сената, облачились в траур. «Нет ничего теперь более популярного, — говорится в одном письме того времени, — чем ненависть к партии популяров».

Властители стали намекать на то, что из-за этой оппозиции всадники могут лишиться своих отдельных мест в театре, а простой народ — хлебного пайка; после этого недовольные стали, может быть, несколько осторожнее в проявлении своей досады, но настроение осталось прежним. С большим успехом было использовано могущественное орудие — материальная заинтересованность. Золото Цезаря лилось рекой. Мнимые богачи с расстроенным состоянием, влиятельные, но стесненные в деньгах дамы, задолжавшие молодые аристократы, запутавшиеся в делах купцы и банкиры либо отправлялись в Галлию, чтобы зачерпнуть из самого источника, либо обращались к столичным агентам Цезаря; очень редко бывало, чтобы приличный по внешности проситель (Цезарь избегал сношений с окончательно опустившейся чернью) оставался неудовлетворенным. Известную пользу принесли и громадные постройки, предпринятые Цезарем на свой счет в столице; множество людей всех сословий — от консуляров до простых носильщиков — получили возможность заработка; таким же подспорьем были и несметные суммы, затрачиваемые на народные увеселения. Так же поступал и Помпей, но в более ограниченном масштабе; ему столица была обязана постройкой первого каменного театра, и он отпраздновал его открытие с неслыханным великолепием. Что подобные затраты до известной степени примиряли многих оппозиционно настроенных граждан, особенно в столице, само собой понятно, но несомненно и то, что ядро оппозиции и теперь оставалось недоступным этой системе подкупа. С каждым днем становилось все яснее, как глубоко внедрился в народе существующий государственный строй, как мало склонялись к монархии слои, стоящие дальше от партийных происков, — в особенности население сельских городов⁶⁰, — и как мало они были расположены хотя бы терпеливо перенести монархический переворот.