Моммзен Т. История Рима.

Муниципальная жизнь почти везде пришла в упадок не только вследствие общих бедствий, но и вследствие местных раздоров и хищений общинных должностных лиц. Где подобные невзгоды бывали не случайными явлениями, но тяготели над общинами и отдельными личностями в течение целых поколений, неуклонно усиливая свой гнет с каждым годом, там даже самое образцовое общественное или частное хозяйство должно было, наконец, изнемочь под этим гнетом, и все народности от Тахо до Евфрата должны были подвергнуться несказанным бедствиям. «Все общины, — читаем мы в одном сочинении, появившемся еще в 684 г. [70 г.], — разорены окончательно». То же самое говорится особенно об Испании и Нарбоннской Галлии, т. е. областях, находившихся все же в сносных экономических условиях. В Малой Азии целые города, как, например, Самос и Галикарнас, стояли почти совершенно пустыми; в сравнении с муками, которые испытывал свободный провинциал, состояние раба казалось тихой гаванью, и даже для терпеливых азиатов, по свидетельству римских государственных деятелей, жизнь становилась невыносимой. Тот, кто захотел бы узнать, как низко может пасть человек в преступном причинении всякой несправедливости и в не менее преступном допущении ее, пусть прочтет в актах уголовных процессов того времени, что осмеливались делать римские сильные люди и что переносили греки, сирийцы и финикияне. Даже римские государственные люди официально и без околичностей признавали, что самое имя римлян стало невыразимо ненавистно во всей Греции и Азии; и если граждане Гераклеи Понтийской однажды перебили всех римских таможенных чиновников, то можно было по этому поводу только пожалеть, что подобные случаи были редки.

Оптиматы насмехались над новым властителем, который приезжал лично осматривать свои «поместья»; действительно, положение всех провинций требовало приложения всей мудрости и внимания одного из тех редких людей, благодаря которым царский титул не является в глазах народов лишь блестящим примером человеческого несовершенства. Нанесенные раны должно было залечить время; Цезарь заботился о том, чтобы оно могло это совершить и чтобы новые раны не могли быть более наносимы.

Администрация была коренным образом преобразована. Проконсулы и пропреторы времен Суллы были почти самодержавны в пределах своих округов и фактически стояли вне всякого контроля; должностные же лица Цезаря представляли собой дисциплинированных слуг строгого господина, отношение которого к подданным благодаря единству и пожизненности его власти было гораздо естественнее и ближе, чем при прежних многочисленных и ежегодно сменявшихся мелких тиранах. Наместничества, правда, по-прежнему распределялись между кончавшими ежегодно срок своей службы двумя консулами и шестнадцатью преторами, но так как император фактически назначал восемь из числа преторов и так как самое распределение провинций между кандидатами зависело исключительно от него, то, в сущности, все эти посты давались только им. При этом и полномочия наместников были существенно ограничены. Им оставлено было наблюдение за судопроизводством, административный надзор над общинами, но их военная власть была парализована верховным командованием в Риме и приставленными им к наместникам адъютантами; набор войск, вероятно, уже в это время был и в провинциях предоставлен, главным образом, агентам императора, так что наместник был отныне окружен служебным персоналом, который в силу правил военной иерархии или же под влиянием еще более строгих правил повиновения хозяину безусловно зависел от императора. Если до того проконсул и его квестор являлись как бы членами разбойничьей шайки, посланными для взимания контрибуции, то чиновники Цезаря должны были защищать слабых против сильных, и вместо прежнего, не имевшего никакого положительного значения контроля сенаторских или всаднических судов, для них была установлена ответственность перед справедливым и не знающим снисхождения монархом. Закон о вымогательствах, постановления которого Цезарь усилил еще во время своего первого консульства, применялся им против высших должностных лиц с неумолимой строгостью, заходившей даже за пределы буквы закона. Что же касается сборщиков податей, то за каждое допущенное ими беззаконие они отвечали перед своим повелителем так же, как на основании жестокого домашнего права того времени отвечали рабы и вольноотпущенники перед хозяином.