Момо

Когда Момо поняла, что они злы друг на друга, она никак не могла решить, к кому первому подойти, и чтобы никого не обидеть, уселась на краю каменной сцены на равном расстоянии от обоих. Сидела, поглядывая то на одного, то на другого, и ждала, что будет дальше. Некоторые вещи требуют времени — время было единственным богатством Момо.

Долго просидели так оба врага молча, потом Никола вдруг встал и сказал:

— С меня хватит, зря, должно быть, я приходил. Но ты сама видишь, Момо, какой он! Чего еще ждать?

И повернулся, чтобы уйти.

— Да убирайся отсюда! — крикнул Нино. — Зачем ты вообще приходил? Я и не думаю мириться с преступником!

Никола обернулся, покраснев от гнева, как индюк.

— Кто преступник? — угрожающе спросил он, возвращаясь. — Повтори-ка еще раз!

— Сколько хочешь! — крикнул Нино. — Ты думаешь, что, если ты силач, никто не осмелится сказать тебе правду? Да я выскажу ее тебе в лицо! И пусть все слушают, кому охота! Давай начинай, подойди и убей меня, ты ведь один раз уже пытался!

— Жаль, что я этого не сделал! — заревел Никола, сжимая кулаки. — Ты видишь, Момо, как он врет и злословит! А что я ему сделал? Схватил за шиворот и бросил в помойку позади его притона. Там и крыса не утонет!

Повернувшись опять к Нино, он крикнул:

— Очень жаль, что ты еще жив!

Некоторое время продолжались взаимные обвинения, и Момо никак не могла понять, в чем, собственно, дело и почему они так не любят друг друга. Но постепенно выяснилось, что Никола поступил так потому, что Нино дал ему в присутствии гостей пощечину, а пощечина была следствием того, что Никола чуть не перебил всю посуду Нино.

— Неправда это! — защищался Никола. — Одну только кружку я об стенку трахнул, да и та всё равно была треснутая!

— Да, но это была моя кружка, понимаешь? — возразил Нино. — Ты не имел права так поступать!

Никола же считал, что поступил правильно, тем более что Нино задел его честь каменщика.

— Знаешь, что Нино обо мне говорил? — крикнул он Момо. — Он сказал, что я не в состоянии вывести прямой стены, потому что вечно пьян! И это, мол, у меня от прадеда, тот тоже таким был, это он строил Пизанскую башню, потому она и клонится набок.

— Но, Никола! — ответил Нино. — Это же была шутка!

— Хороша шутка! — сердился Никола.

Выяснилось, что этой шуткой Нино только отплатил Никола за его зубоскальство — однажды утром на двери Нино появилась ярко-красная надпись: «Кто ни к чему не годен, становится трактирщиком». Тут уж Нино было не до смеха.

Некоторое время они все еще продолжали спор, чья шутка лучше, все более распаляясь. Момо смотрела на них, широко открыв глаза, и они смутились, не зная, как оценить этот взгляд. Может, в душе девочка над ними смеется? Или грустит? По ее лицу понять это было нельзя. Но им вдруг показалось, будто они видят себя в зеркале, и обоим стало стыдно.

— Ладно, — сказал Никола. — Я, пожалуй, не должен был писать такое на твоей двери. Я бы и не сделал этого, если бы ты не отказался налить мне стакан вина. Это было противозаконно, понимаешь? Я всегда аккуратно платил, и у тебя не было повода так со мной обращаться.

— Не было повода? — воскликнул Нино. — А помнишь историю со святым Антонием? A-а, вот ты и побледнел! Ты хотел меня облапошить, а этого я никому не позволю!

— Я — тебя? — возмущенно крикнул Никола. — А не наоборот? Ты хотел мне свинью подложить, да не вышло!

Дело было в следующем: в закусочной Нино висела на стене картина с изображением святого Антония. Это была репродукция, которую Нино вырезал из журнала и вставил в раму.

Никола, которому картина будто бы очень понравилась, захотел ее выменять. Нино, ловко торгуясь, довел дело до того, что Никола оставался, конечно, в явном проигрыше. Они ударили по рукам.

Но позже выяснилось, что между картиной и картонным задником рамы спрятаны были деньги, о которых Нино ничего не знал. Тут в проигрыше вдруг оказался Нино, и это его разозлило. Короче: он потребовал спрятанные деньги, ведь они не были предусмотрены сделкой. Никола противился, и тогда Нино перестал отпускать ему вино. Это и послужило началом ссоры.

Проследив от конца до начала всю историю своих отношений, они на некоторое время умолкли.

После паузы Нино спросил:

— Скажи честно, Никола: знал ты перед сделкой об этих деньгах или нет?

— Конечно, знал, иначе я не стал бы меняться.

— Значит, ты признаешься, что обманул меня!

— Почему? А разве ты ничего не знал об этих деньгах?

— Нет, честное слово!

— Ну, вот видишь! Значит, ты все равно хотел провести меня! Иначе как мог ты взять у меня за никчемный кусок бумаги радиоприемник? А?

— А откуда ты знал про деньги?

— Я видел, как за два дня до этого один посетитель положил их туда — пожертвовал святому Антонию.

Нино прикусил губу.

— И много там было денег?

— Не больше и не меньше стоимости моего радиоприемника, — ответил Никола.

— Значит, весь наш спор — из-за святого Антония, которого я вырезал из журнала, — задумчиво сказал Нино.

Никола почесал в затылке.

— Так оно и есть, — пробормотал он, — и ты можешь получить его назад, Нино.