Монады

Попадались отдельные застроенные домами островки людских поселений, казалось, отгороженные от всего остального мира непролазной безутешной вечностью. Иногда промелькивали и более обширные заселенные пространства. Даже небольшие городки, огороженные непрерывающейся глухой стеной глиняных оград.

Но тоже, тоже – все безутешно так!

И снова – бесконечное глухое желтеющее пространство.

* * *

Такой же нескончаемой линией заборов у них в Китае была обнесена и немалая зона обитания иностранных концессий. По ней можно было всю территорию обежать вокруг. И девочка действительно не раз проделывала это. Ловкая была. С трех лет отец приучил ее к стрельбе из духового ружья. Ставил на табуретку, подвешивал на веревочке мыло, и она без промаха всаживала в него металлические пульки. Пульки выковыривались, мыло отодвигалось и отодвигалось, но девочка по-прежнему била без промаха.

По соседству за забором проживала немецкая эмигрантская семья – фон Копинг. Иногда пульки залетали и на их сторону, впрочем, на излете и уже без всякого видимого вреда или ущерба для соседей. Те даже и не замечали. Отец же с дочерью переглядывались и снова принимались за свое.

Но в основном Копинги запомнились тем, что с их дочкой, ровесницей девочки, толстой и упрямой Кити, шли упорные и нескончаемые бои за заводного металлического крокодила, который почему-то постоянно перелетал с той, «копинговской» стороны в их сад. Соответственно, девочка считала его уже своим. Приходила Кити и вцеплялась в него с невероятной силой. Но, благодаря упомянутой выше спортивной сноровке, девочка всегда оказывалась победительницей. Появлялись родители, разнимали соперниц, возвращали крокодила «копинговской» стороне. Потом все повторялось.

По другую сторону забора стояла давно уже пустовавшая вилла помянутого архиепископа Виктора, которого, как все уверяли и были уверены, убили проникшие на территорию Китая злобные и неуловимые чекисты. И вправду, седобородый грузный старик был найден голым в своем саду, лежащим на спине, уставясь широко раскрытыми глазами в небо. Ничего из дома не было похищено. Кто же, кроме чекистов, мог сотворить подобное непотребство? Никто. Ясно как Божий день.

На заднем же дворе, поросшем травкой портулак – мягкой и сладковатой, – вместе с братом девочка взбиралась на забор, крепко брала его за руку и, ловко балансируя, пускалась в длительное путешествие. Конечной целью всегда было некое таинственное удаленное место, открытое ими в одно из самых первых странствий по забору. Вернее, честь открытия принадлежала целиком самой девочке. Через некоторое время она посвятила в него и брата.

В укрытой густыми зарослями части концессии детям представал небольшой домик, на втором этаже которого, приходившегося прямо в уровень забора, можно было наблюдать необыкновенно красивых молодых китаянок в ярких шелковых халатах. Что происходило на первом этаже, детям так и не удалось обнаружить.

Девушки меланхолично бродили по маленьким комнатушкам, на которые был поделен, словно аккуратно нарезан, второй этаж загадочного дома. В глубине каждой комнатки стояла большая кровать, занимавшая почти все пространство небольшого жилого помещения и застеленная тоже чем-то очень ярким и цветастым. На стенах угадывались изображения женщин и мужчин в классической древнекитайской манере. Точнее рассмотреть их с того расстояния, на котором находилась девочка, не представлялось возможным.

Завидев детишек, красавицы поднимались с кровати, медленно подходили к окну, долго печально улыбались им. Иногда в соседних комнатах появлялись тонкие, изящные китайские же юноши с бледными подкрашенными лицами. Они тоже подходили к окнам и почти невидящими взглядами упирались в детей. Замирали. Потом, как бы обнаруживая их, улыбались и уходили вглубь комнаты, задергивая лиловатой шторой узенькие окна. Девушки же протягивали детям яблоки и конфеты.

Девочке они казались прекрасными принцами и принцессами, по чьей-то злой и неумолимой воле обреченными на грустное одиночество. Ей было премного жаль их.

По соседству с домом в небольшом загончике паслись нежные лани. По всей вероятности, это были заколдованные дети (а кто же еще?!), некими страшными чудищами превращенные в беззащитных животных. Местные принцессы сходили к ним со второго этажа, кормили и гладили, многозначительно поглядывая вверх на детишек. Склоняясь к длинным, прозрачным, подрагивающим ушам ланей, шептали тайные заклинания, медленно возвращая им человеческий облик. Правда, окончательного превращения животных обратно в детей девочка никогда не видела. Скорее всего, это происходило под покровом ночи. Действительно, количество ланей вроде бы от раза к разу сокращалось.

Девочка и ее брат бросали испуганный взгляд в сторону несчастных заколдованных детей и кидали им остатки недоеденных яблок.

Кто знает, что за яблоки это были! Хотя соседство прекрасных принцесс вроде бы обороняло их обоих от посторонней злой воли.