Монады

ОН. Вот этого как раз и не нужно (передразнивает ее жест и интонацию). Ах, как же нам понять! Вот этого как раз и не нужно. Это там, в театре нужно. А не здесь. Как в вас это въелось! Да не только в вас. Во всех. И в них тоже (указывает на зрительный зал, в который, естественно, тоже, и не по его вине, въелись эти традиционные представления о… ну, в общем обо всем). Во всех. Вы же сами видите. Их же миллионы! Миллионы. И чтобы перевоспитать эти миллионы, и не веками там, когда это все уже не нужно будет, когда все может и погибнуть уже, чтобы перевоспитать, приходится применять методы, с традиционной точки зрения, непривычные, что ли, насильственные, что ли. Но ведь люди кругом сидят, они же видят, вон их сколько, что все для пользы дела.

ОНА. Понятно, понятно. Но видно я трудновоспитуемая. Я не понимаю, что вам нужно. Я пойду, пожалуй.

ОН. Постойте. Я же сказал, что вас не выпустят. (Пауза.) А ведь у вас уже хорошо стало получаться. Ей-богу, хорошо.

ОНА. Ах, значит, я все-таки не безнадежная.

ОН. Конечно, конечно. Если бы я не верил в вас, я бы вас и не пригласил.

ОНА. Ну да, вы ведь все заранее узнали, вынюхали.

ОН. Опять вы! Ну, какая разница. Вы ведь человек известный – и так все известно. Я же объяснил вам, что дело непривычное, новое, естественное, что к нему и подготовиться надо тщательно. А куда вы спешите? Вас что, муж ждет?

ОНА. При чем тут муж?

ОН. Ну, в смысле, не знает, что вы ушли. Беспокоиться начнет. Разные ведь бывают. Есть ведь такие ревнивые. Ужасно бывают ревнивые. Может, и следит уже за вами.

ОНА. Это вы следите, а он все знает от меня самой.

ОН. Знает?

ОНА. Да, знает.

ОН. Точно?

ОНА. А что вы за него беспокоитесь?

ОН. За него? Помилуй Бог! Я за вас беспокоюсь. Разное ведь может быть.

ОНА. Что может быть?

ОН. А может быть уже и есть.

ОНА. Что есть? О чем вы?

ОН. Всякое, разное. Но раз знает – то хорошо. Хорошо. Очень хорошо. Прекрасно. А то знаете…

ОНА. Что знаете?

ОН (игриво). Вы ушли, а в это время к нему (еще игривее, тем голосом предвкушения реакции слушателя, каким мы рассказываем анекдоты, и вправду, ситуация ведь анекдотная), а в это время к нему идет соседка (многострадальными и многоопытными своими пальцами опять-таки с того самого дальнего ушла стола показывает, как к Евгению Антоновичу в отсутствие Елизаветы Сергеевны, которая сейчас сидит здесь, перед нами идет молодая, стройная, пышущая здоровьем и азартом белокурая соседка. Соседка идет, а Дмитрий Александрович посмеивается, и так приятно он посмеивается, так легко и прямо-таки артистично изображает чуть подпрыгивающую от переизбытка юного здоровья походку белокурой соседки, что Елизавета Сергеевна тоже невольно начинает улыбаться). А к нему в это время идет соседка.

ОНА (продолжая улыбаться). У нас много соседок.

ОН (тоже улыбаясь). Много-то много, но одна, самая привлекательная. Та, которая как раз над вами, молодая, красивая. У-у-ух.

ОНА (продолжая улыбаться, но несколько удивлена). Да. Молодая. Над нами.

ОН (продолжая улыбаться). И красивая. Красивая. Вы забыли. Очень красивая.

ОНА (продолжая улыбаться). Почему же забыла. Да, красивая. Но таких красивых полно.

ОН (продолжая улыбаться). Полно-то полно. Но эта рядом. Наверху.

ОНА (продолжая улыбаться). И рядом полно.

ОН (продолжая улыбаться). Полно-то полно. Но рядом и красивая, и незамужняя. Развелась. Незамужняя ведь? А?

ОНА (продолжая улыбаться, но уже несколько натужно). Ну да, незамужняя. А что?

ОН (продолжая улыбаться по-прежнему). Нет, ничего. И ведь тоже артистка. Но молодая. И красивая. И талантливая. Ее еще Ефремов отметил.

ОНА. Ну и что. Подумаешь тоже. Ефремов!

ОН. Вы ведь в кооперативном доме ВТО живете?

ОНА. Да, в кооперативном. Вы значит и это…

ОН. Что вы, что вы. Ведь так нетрудно догадаться. Вы ведь артистка. Она тоже артистка. Талантливая.

ОНА. Кто она?