– Не уйду с этой горы живым? – воскликнул он. – Вероломный, что ты имеешь в виду? Разве ты забыл наш договор?
Ответом ему был злорадный смех:
– Наш договор? Разве я не исполнил свою часть? Разве я обещал тебе что-то еще, кроме освобождения из тюрьмы? Может, скажешь, что я этого не сделал? Ты ведь теперь в безопасности от инквизиции, не так ли? В безопасности от всех, но не от меня! Глупец, ты доверился дьяволу! Почему ты не оговорил другие условия – жизнь, власть, наслаждение? Все это было бы тебе даровано; однако ты поздно спохватился. Негодяй, готовься к смерти; немного часов осталось тебе прожить!
Потрясение злосчастного грешника было ужасно! Он пал на колени и воздел руки к небу. Дьявол угадал его намерение и вмешался.
– Как? – вскричал он, пригвоздив монаха яростным взглядом. – Ты еще осмеливаешься просить Предвечного о помиловании? Ты намерен изобразить раскаяние, ты снова играешь роль лицемера? Хватит, мерзавец! Я забираю свою добычу!
С этими словами он вонзил свои когти в бритую макушку монаха и спрыгнул вместе с ним со скалы. Горные вершины и пещеры откликнулись эхом на вопли Амброзио. Демон воспарил над горами, а потом, поднявшись на большую высоту, отпустил страдальца. Монах пролетел головою вниз сквозь воздушную пустыню и ударился об острый выступ скалы; дальше он покатился по каменистому склону расщелины, пока не рухнул на берег реки, избитый и искалеченный.
В его исковерканном теле еще теплилась жизнь; он попытался подняться, но вывихнутые и сломанные конечности отказались служить ему, и он не смог сдвинуться с того места, куда упал. Между тем солнце поднялось над горизонтом; его палящие лучи ударили в голову умирающего грешника. Тучи насекомых, пробужденных дневным теплом, набросились на Амброзио; они пили кровь, сочившуюся из его ран, а он не мог их прогнать, и они жалили его тело, ползали по нему тысячами, причиняя изощренные и невыносимые муки. Жгучая жажда также мучила его; он слышал журчание реки совсем рядом, но тщетно пытался дотянуться до нее. Потом орлы слетели к нему со скал, они вырвали своими кривыми клювами куски его плоти и выклевали глаза. Слепой, искалеченный, беспомощный, он выражал свои отчаяние и ярость в кощунственной брани, проклиная жизнь и все же страшась прихода смерти, которая означала для него начало гораздо больших мук.
Шесть жутких дней еще протянул негодяй. На седьмой разыгралась сильная буря; яростный ветер раскалывал камни и валил деревья в лесах, небо затянули черные тучи, их то и дело прошивали молнии, дождь лился потоками. Вода в реке начала прибывать, бурлить; волны захлестывали ее берега, и наконец половодье достигло того места, где лежал Амброзио; когда же воды схлынули, они унесли с собою тело обманутого монаха.