Монах и дочь палача. Паутина на пустом черепе

В тот вечер, когда вымя каждой козы было должным образом опустошено, влюбленные направились к привычному месту своих встреч. Они слегка приоткрыли глаза и обнаружили, что табуреты унесли. Их терзало смутное предчувствие беды, и некоторое время они стояли в нерешительности, а потом приняли то решение, к которому их подтолкнули слабеющие колени, и сели прямо на землю. Дейдрик, запинаясь, промямлил предложение, а Катрина бессвязно на него возразила. Однако она дрожала, а потому говорила непонятно, и когда Дейдрик попытался кивнуть в знак полного одобрения, кивки пришлись совсем не к месту. Оба дружно поднялись и поискали глазами табуреты. Катрина попыталась еще раз. Ей удалось вымолвить, что ее отец был чрезмерно молод для брака, а Макс Мангельвурцель будет плакать, если она станет о нем заботиться. Дейдрик совершил такой безрассудный кивок, что у него хрустнула шея, и через минуту сна у него не было ни в одном глазу. Они снова встали, принесли табуреты на привычное место и начали все сначала. Она заметила, что младший брат слишком стар, чтобы ему требовалось все ее внимание, а Макс станет плакать, если женится на ее отце. Дейдрик попытался уснуть, но в его сон ворвался ужасный кошмар, нарушил его отдых и заставил вскочить с подавленным храпом. Взаимопонимание между этими двумя сердцами навеки исчезло, и ни один из них не знал, что на уме у другого. Это было похоже на тридцатый удар во время порки матроса – так же отвратительно! После этого их встречи стали столь неловкими, что они и вовсе перестали встречаться. Вскоре Катрина умерла – несчастная, сломленная дева шестидесяти лет; а Дейрик влачит жалкое существование в отдаленном городке на доход в четверть талера в неделю.

О друзья и братья, если бы вы знали, какие мелочи могут навечно разрушить узы любви, как легко разрушить мир двух верных сердец, как почти без усилий воды привязанности могут превратиться в желчь и горечь, то думаю, вы бы сеяли еще больше раздоров, чем сейчас.

Ранняя история Бата

Бладуд был старшим сыном британского короля (чье имя я прекрасно помню, но решил не писать) [50]времен Соломона – который, похоже, не знал Бладуда. Следовательно, Бладуд был принцем Уэльским. Более того, он был прокаженным – болел проказой в очень тяжелой форме, и придворный врач, сэр Уильям Галл, часто говорил, что смерть принца – лишь вопрос времени. Когда проказа у человека прогрессирует до такой стадии, он не особо интересуется обществом других людей, особенно если никто не желает иметь с ним дела; так что Бладуд окончательно распрощался с миром и поселился в Ливерпуле. Не придя к согласию с местным климатом, он сложил свой шатер на арабский манер, как говорил Лонгфелло, и тихонько пробрался на юг, вновь разбив шатер в Глостершире.

Там Бладуд нанялся свинопасом к фермеру по имени Смит; однако судьба, как он сам выразился на местном наречии, была против него. Проказа заразна при некоторой степени кровного родства, и выгоняя свиней на пастбище, он передал им свою болезнь, так что через несколько недель их состояние было не лучше его собственного (если не считать того факта, что они были свиньями). Мистер Смит был раздражительным старым джентльменом, настолько несдержанным, что заставлял своих работников трястись от страха, хотя в тот момент он находился за границей, куда отбыл под свою собственную гарантию. Страшась его гнева, Бладуд отказался от работы, не предупредив, как это полагалось, за неделю до ухода, однако решил соблюсти обычай в остальных отношениях – то есть прихватил с собой хозяйских свиней.

Далее мы найдем его в месте под названием Свинсвик (или Свинвиг) в паре миль к северо-востоку от Бата, который на тот момент еще не существовал – на его месте находилась большая гладкая отмель с белым песком, или неспокойный водоем с темной водой (среди путешественников того времени нет согласия на этот счет). В Свинсвике Бладуд нашел свое место: отбросив всякую чушь вроде королевских амбиций и удобств жизни в цивилизованном обществе и совершенно игнорируя обманчивые удовольствия здравого смысла, он удовольствовался тем, что сочинял буриме для леди Миллер на вилле Батистон (стихотворение о булочке с маслом, которое Уолпол ошибочно приписывает герцогине Нортумберлендской, на самом деле было написано Бладудом).