Монах и кошка

Были они примерно одного роста, тэнгу и монах, оба крепкие, плечистые, да и взгляд у них был похожий - полный живейшего интереса ко всему, что творилось кругом. Только над черными глазами Бэнкея росли мохнатые сходящиеся брови, а у тэнгу прямо со лба и со щек начинались плотные перья, шапочкой облегавшие голову. Лицо лесного жителя было красным, как из кипятка, и красным же был длинный острый нос, за что тэнгу, очевидно, и получил прозвище. Если бы не золотистые ободки круглых глаз - совсем бы он походил на человека в черном небогатом одеянии, с веерами из серых перьев в опущенных руках.

- Соленые овощи я люблю, - сказал Остронос. - Самому удивительно, до чего же я неравнодушен к вашей человеческой пище. Ну, здравствуй, старый разбойник!

Монах нахмурился и строго посмотрел на тэнгу.

- Ах да, простите, я и забыл, что мы теперь исполнены подлинного благочестия! - воскликнул лукавый тэнгу. - Мы раскаялись в былых грехах и принесли обеты. Очевидно, как раз обет послушания и гонит нас сегодня босиком через сугробы.

- Во-первых, я обул варадзи, - Бэнкей показал на свои плетеные сандалии. - А во-вторых, ты знаешь, что холода я не боюсь.

Его руки, как и в монастырских покоях, были обнажены по плечи.

- В-третьих, это не совсем обет послушания... - Бэнкей задумался. - Это не послушание как таковое, Остронос. Просто отец-настоятель обещал найти для меня Путь. Если он куда-то посылает меня - значит, это в первую очередь нужно мне самому. Как по-твоему, успеем мы перекусить, пока молодые господа со своей свитой не скроются из виду?

- Ты имеешь в виду ту компанию, что ночевала в монастыре? - спросил Остронос. - А даже если они и скроются из виду, тебе-то что? Я подниму тебя на сосну, и ты вволю ими налюбуешься. Или тебя послали за ними вдогонку?

- Меня послали их охранять.

- И от кого же? Не от нас ли, вольных тэнгу? Или от горной ведьмы? Такие приятные и утонченные молодые господа - прямо лакомство для нашей старушки! - развеселился тэнгу и даже рассмеялся, сверкая мелкими острыми зубами.

- Сам бы я хотел знать, - сказал Бэнкей. - Отец-настоятель за версту чует нечисть. Что-то такое к ним привязалось, а он учуял. А что бы это могло быть - не сказал.

- Господа совсем еще молоденькие. Наверно, понравились здешним лисам, тэнгу покачал головой. - Знал бы ты, Бэнкей, какими красавицами перекидываются наши лисы! Но особой опасности тут нет. Лиса сперва поживет с молодым господином в девичьем облике, а потом вспомнит про свои лисьи дела - и хвост трубой. Чтобы до смерти залюбить - такого наши лисички не вытворяют.

- Недавно померла старшая дочка здешнего наместника, - хмуро напомнил Бэнкей. - Уж не ее ли это штучки?

- Призрак для молодого человека, конечно, куда опаснее лисицы, согласился Остронос. - Всю жизнь высосет и выпьет. Ну, что, поднять тебя на сосну? Убедись, что там у них все в порядке, и сядем перекусим. Я тоже не с пустыми руками. Еще с осени мы запасли сушеную хурму.

Тэнгу ударил крыльями по воздуху и вспорхнул на ветку.

- Ого! - вдруг сказал он. - Бэнкей, никакой закуски не получится! Там у них страшная суматоха!

- Ну-ка, помоги, - спокойно попросил Бэнкей, протянув вверх мускулистую руку. С ветки свесилась покрытая серой чешуей нога - почти человечья, но с длинными когтистыми пальцами. Бэнкей поудобнее захватил эту ногу, чтобы когти сомкнулись на его запястье, и это встречнее движение было для обоих, монаха и тэнгу, привычным.

Несколько раз хлопнув крыльями, тэнгу снялся с нижней ветки и перебрался повыше. Бенкея он усадил в развилку, не размыкая когтей, пока тот не устроился вполне безопасно.

- Однако и растолстел же ты, благочестивый наставник! - ехидно заметил Остронос. - А я-то думаю, с чего монахов в народе зовут жирными бездельниками... Ну, любуйся!

С высокой сосны действительно была видна странная суета вокруг повозки и носилок.

Кэраи спешились и окружили брошенные в снегу носилки, выставив перед собой обнаженные мечи и прицеливаясь в носилки из луков. Судя по движениям, они ударяли о мечи лезвиями своих ножей, хотя звон до сосны, понятное дело, не долетал. Кое-кто просто дергал тетиву, что обычно помогает против нечисти. Нарядная свита Фудзивара Нарихира улепетывала в одну сторону, носильщики Норико - в другую. Юкинари не мог сладить с перепуганным конем. А из покинутой всеми повозки выглядывал Нарихира и что-то кричал, только ветер не доносил его криков до ушей монаха и тэнгу.

- Что бы это значило? - спросил Бэнкей. - Они так перепугались, будто там, в носилках, по меньшей мере стая тэнгу!

- Стая не поместится, - возразил Остронос, - да и никто из наших в носилки не полезет. Потому что незачем. Гляди, гляди, отступают!

Очевидно, Нарихира взял власть в свои руки. Кэраи, пятясь, отходили к его повозке. Туда же подъехал Юкинари и прямо с седла соскочил в повозку. Не пряча меча в ножны, подошел Кэнске и, повинуясь жесту хозяина, присел на самый край, туда, где свешивалась нарядная циновка. Молодые господа и старый слуга, почти сталкиваясь лбами, что-то взволнованно обсуждали.