Монах: время драконов

Деревянная дверь в юрту Кублай-хана была открыта. Над ней, образуя нечто вроде навеса, был укреплен на двух столбах клапан, который мог быть опущен на дверь, чтобы защитить ее от ветра и пыли. Под навесом, на коленях, стоял мужчина. Даже в таком положении он казался высоким. Его голова, выбритая в центре по монгольскому обычаю, была темно-коричневой. Пряди волос, свисающие на плечи, – черными, Его пояс был накинут на шею в знак повиновения. По обеим сторонам от него стояли стражники с копьями.

Аргун свирепо взглянул на Уриангкатая:

– Я был послушен воле Вечных Небес и духу Чингисхана. Я могу смотреть в лицо любому.

Вернулся Яо Чу с разрешением войти в юрту Великого Хана. Первым прошел Уриангкатай, за ним – Аргун. Когда тот приблизился, Арик Бука поднял глаза.

– Я стою здесь на коленях благодаря твоему предательству, – укоризненно произнес Арик Бука. – Я полагал, что именно тебе, из всех моих гурханов, я могу доверять полностью.

– Я остался верен тому, что твой дед завещал всем монголам, – холодно ответил Аргун. – Я верил в то, что ты больше соответствуешь посту Великого Хана, так как поддерживаешь старые обычаи. Но я был не прав. Я должен был вспомнить слова Прародителя: «Кублай – самый мудрый из моего семени». Сейчас я исправил свою ошибку. – Он отвернулся и зашагал ко входу в белую юрту. Торлук последовал за Уриангкатаем. Дзебу, которого несли Тайтаро и Юкио, замыкал процессию.

Кублай-хан, одетый в красный атласный халат, расшитый драконами и украшенный драгоценными камнями, сидел на золотом троне на месте хозяина в юрте, стены и потолок которой были убраны золотистой тканью, размеры которой превосходили обычные в четыре раза. Вокруг него, в креслах, сидели оркхоны и гурханы, одержавшие для него победу сегодня. Большая часть юрты была занята менее значительными людьми, некоторые из них сидели на лавках или подушках, но большинство стояло. Между ними сновали рабы с подносами мяса и сосудами, полными вина и кумыса. Это было нечто среднее между пиром по поводу победы и советом. Когда вошли Уриангкатай и Аргун, шум разговоров стих.

Люди освободили место вокруг центральных столбов для носилок Дзебу. Они с любопытством наблюдали, как Тайтаро и еще один самурай опускают их. Казалось, что золотистого цвета потолок медленно вращается вокруг центрального столба, Дзебу часто заморгал, чтобы заставить его остановиться.

Круглое лицо Кублая раскраснелось, сверкающие черные глаза казались дикими. Дзебу впервые находился так близко к нему. Родственное сходство с Ариком Букой было очевидным, но Кублай был старше, и на его костях было больше мяса. Его усы и борода были, на китайский манер, очень длинными.

– Что задержало тебя, Уриангкатай? – спросил он гулко зазвучавшим в тишине голосом. – А тебя, Аргун Багадур? Бой закончился еще до заката. Вы были нужны мне здесь. А что за спор возник между вами? Именно в сегодняшний вечер у меня нет времени разбираться в мелочных дрязгах.

– Это не мелочные дрязги, – произнес Аргун голосом, который по силе был равен голосу Кублая. – Это касается приказа самого Чингисхана.

– Мой прародитель отдал множество приказов, – сказал Кублай. – Некоторые были более важные, чем другие. Он говорил, что монгол не должен напиваться более трех раз в месяц. Этот приказ каждый монгол нарушает двадцать раз в месяц. – Он отпил из золотого бокала, украшенного рубинами и изумрудами, его офицеры рассмеялись. – Ты узнаешь этот трон, Аргун? Это именно тот трон, с которого мой отец Тули, Мастер Войны, руководил осадой Мерва. Ты присутствовал при этом, Аргун?

– Я был мальчиком в одном из полков вашего отца, мой хан.

– Я нашел этот трон в шатре моего брата, когда мы грабили его лагерь. Как ты думаешь, Аргун, что бы он сделал с ним, если бы выиграл сражение? Восседал и смотрел, как побежденных проводят перед ним на казнь?

– Ваш брат следовал традициям, мой хан. – Некоторые из офицеров хихикнули.

«Аргун побеждает в этом споре, – подумал Дзебу. – Почему ничего не говорит Уриангкатай? Если Кублай примет решение в пользу Аргуна, он убьет меня, и никто не сможет остановить его. От меня теперь ничего не зависит. Сущность, через этих монголов, решит, должен я жить или умереть. Несомненно, та часть Сущности, которая пребывает во мне, будет жить вечно. Я так устал. Мне все равно, как они решат, лишь бы всему наступил конец».

– Завтра я буду сидеть на открытом воздухе на этом троне, и ко мне приведут моего любящего традиции брата и его любящих традиции советников и офицеров, и я всех их приговорю к смерти, – продолжал Кублай. – Кроме моего брата. Его я буду держать при себе всю его жизнь в качестве… гостя. Но остальные, благодаря которым мой брат сбился с истинного пути, будут удушены под грудами войлока. Подумай, Аргун Багадур, тебя ожидала бы подобная участь, не прояви ты мудрость показать свою преданность мне.

– Не думаю, мой хан, – сказал Аргун, мрачно глядя на Кублая, – Если бы я не перешел на вашу сторону, вы не смогли бы выиграть это сражение, – Ропот возмущения пробежал по рядам людей Кублая. Сам Кублай только улыбнулся и кивнул.