– Да. И еще потому, что это успокаивает. Когда я повторяю имя Будды снова и снова, мне кажется, что я ношу его внутри себя, как ты носишь ребенка. Попробуй когда-нибудь, моя госпожа. Когда тебе грустно или больно, просто скажи: «Почтение Амиде Будде». И повторяй это, пока не почувствуешь себя лучше.
В один из удивительно прекрасных дней в Седьмом месяце Танико сидела и читала под зонтом и вдруг подумала о своей поездке с Дзебу по дороге Токайдо в Хэйан Кё. Когда она поняла, что это были практически последние счастливые дни в ее жизни, ее охватила великая печаль. Чувствуя себя дурой, она произнесла: «Почтение Амиде Будде». Повторила. После того как она произнесла это около двадцати раз, ей показалось, что острая кромка печали притупилась. Как будто она выпила саке, но без неприятных последствий.
В следующий раз она произнесла обращение, когда у нее начались схватки. Она послала слугу в деревню за повитухой, прошла в специально подготовленную для родов комнату и легла на мат, повторяя: «Почтение Амиде Будде!»
Пришла повитуха, и они повторили молитву вместе. Роды продолжались весь остаток дня, всю ночь и большую часть следующего дня. Втягивание живота не очень ей помогло.
Танико очнулась и увидела склонившегося над ней Хоригаву. Ей стало дурно от его зловонного дыхания, и она отвернула голову. Он схватил ее за подбородок и заставил смотреть на себя.
– Танико, твой ребенок родился.
– Да.
– Он жив. Это девочка.
– Хорошо.
– Танико, у нее рыжие волосы и серые глаза.
Танико почувствовала, будто сердце ее превратилось в лед, и произнесла слабым голосом:
– Многие дети рождаются такими.
– Нет, Танико! – Хоригава оскалил зубы в подобии улыбки. – Она его. Этого монаха! – Он резко отвернулся.
Танико, дрожа всем измученным болью телом, поднялась на локти.
– Что вы собираетесь делать?
Хоригава выхватил ребенка из рук повитухи и поднял красное голое тело извивающегося и орущего ребенка высоко над головой.
– Посмотри, Танико! Вот живое доказательство твоей неверности!
Глаза ребенка были закрыты, волосы показались Танико светло-русыми. Она потянулась к дочери. Хоригава рассмеялся над ее беспомощностью и выбежал из комнаты для родов. Качаясь, спотыкаясь, сбив на ходу масляный светильник, освещавший комнату, Танико заставила себя подняться на ноги и направиться за ним.
– Что вы собираетесь делать? Что вы собираетесь делать? – она бежала за ним через помещения женской половины.
На террасе ее догнала повитуха.
– Моя госпожа! Вам будет больно. Вам нужно лечь! – Она удержала Танико.
– Помогите! Он собирается убить моего ребенка! – Танико вырвалась из рук повитухи. Хоригава быстрым шагом пересекал передний двор поместья, направляясь к воротам, прижимая к груди голого ребенка. Вышедшие из помещения для стражи самураи пристально смотрели на него.
Не обращая внимания на распахнувшийся халат, обнаживший ее тело, Танико догнала Хоригаву и схватила его за руку. Хоригава вырвался и сбил ее с ног, ударив ладонью. Рядом с тяжело дышавшей Танико опустилась на колени повитуха. Она стала помогать ей подняться, но Танико схватила ее за руку.
– Я слишком слаба. Не могу остановить его. Помоги мне! – Повитуха с ужасом посмотрела на Танико, потом вскочила на ноги и догнала Хоригаву. Загородив ему дорогу, она упала на колени.
– Прошу вас, мой господин, отдайте мне ребенка! – она протянула к Хоригаве руки.
Держа ребенка одной рукой, Хоригава обнажил свой кинжал и бросился на нее.
– Почтение Амиде!.. – закричала она, но обращение закончилось ужасающим захлебывающимся звуком.
Хоригава изящно обошел ее, вытирая о свой желтый плащ кинжал, прежде чем вложить его в ножны.
Кровь разлилась на кимоно повитухи, как раскрываются лепестки огромного алого пиона, женщина качнулась и упала лицом вперед, в пыль. Вопль Танико относился и к судьбе женщины, помогавшей ей, и к участи ребенка.
Танико снова заставила себя подняться на ноги и побежать за Хоригавой. Он остановился и крикнул самураям:
– Никуда ее не пускайте, пока я не вернусь!
Сначала робко, потом более твердо, увидев, что князь наблюдает за ним, ближний к Танико стражник схватил ее за руку. Кивнув, Хоригава вышел за ворота, и двое стоявших по бокам стражников приветствовали его нагинатами. Стража наблюдала за низеньким мужчиной, удалявшимся с плачущим ребенком в руках. Странная тишина нависла над поместьем.
Другой самурай снял свой оби и повязал его вокруг талии Танико.
– Вы должны идти в дом и лечь, моя госпожа. Женщина в вашем положении не должна вставать и ходить.
Внезапно сквозь слезы Танико пробилась ярость:
– Что вы за самураи? Вы просто черви! Говорите, что я должна лечь, когда моего ребенка отобрали у меня? Вы позволили ему забрать моего ребенка! Позволили убить беззащитную женщину! Это вам нужно лечь! Вы не мужчины! Настоящие мужчины не стали бы стоять и не позволили бы случиться такому!
– Князь наш хозяин, моя госпожа, – сказал самураи, отдавший ей пояс. – Мы поклялись во всем повиноваться ему.