Монах: время драконов

Потом неприкрытый ужас охватил Танико, когда придворные внезапно набросились на саму повозку. Бледное, искаженное яростью лицо появилось из-за занавесок.

– Ты освободишь дорогу князю Мотофузе, мразь Такаши!

Ацуи воспользовался единственным своим оружием – флейтой. Мужчина отпрыгнул, получив удар в переносицу.

Повозка стала раскачиваться, грозя упасть. Танико закричала и прижала мальчика к себе, почувствовав, как все вокруг пришло в движение. Она не испытывала подобного страха с того момента, когда Хоригава выхватил из ее рук новорожденную и побежал, чтобы убить ее. Теперь в опасности был другой ее ребенок, Она сама, ребенок, богатое убранство повозки – все стало падать, падать. Удар, от которого у нее перехватило дыхание, заставил ее упасть на стенку повозки, ставшую теперь полом. Деревянная рама затрещала и сломалась в нескольких местах. Танико посмотрела на Ацуи, чтобы убедиться, что его руки и ноги целы. Мальчик с ужасом смотрел на нее. Приключение ему больше не нравилось.

Повозка задрожала от сильных ударов. Танико закричала, увидев лезвие нагинаты, пробившее дерево. Поднявшись на ноги и таща за собой Ацуи, она бросилась к двери повозки.

Танико оказалась в центре свалки. Придворные уже обезумели от ярости. Один из них схватил ее, рванул за одежду.

– Вот стерва, наставившая рога Хоригаве и развратничающая с Кийоси! – закричал он. Придворный отбросил от себя Танико, и она упала в грязь. Другие били по повозке нагинатами. Ноги топтали ее. Она отчаянно пыталась найти Ацуи.

Мальчик пробовал драться с придворным в черных одеждах, которого чуть раньше ударил флейтой. Мужчина вырывал флейту из рук Ацуи. Когда ему удалось отобрать ее у кричащего ребенка, он сломал инструмент о колено.

– Смотрите! – закричал он другим. – Стоит только одеть деревенского невежу в хорошую одежду и преподать ему несколько уроков игры на флейте, и он уже воображает, что живет выше облаков. Возвращайся на рисовые поля, паразит! – он пинком бросил плачущего Ацуи в грязь.

Танико прыгнула на этого мужчину. Увидев свисающий с пояса на золотой цепочке маленький парадный кинжал, она выхватила его и занесла руку, чтобы пронзить придворного.

Кто-то схватил ее сзади и отодвинул в сторону, твердо, но вежливо. Это был знаменосец.

– Не пачкайте руки, моя госпожа!

Все еще безоружный, он ударил придворного, пнувшего Ацуи, по шее, и тот без сознания покатился по грязи.

Танико прижала Ацуи к себе, подхватив его с земли в тот момент, когда клинок нагинаты вонзился в живот ветерана. Старик захрипел от боли и упал в грязь, на земле образовалась лужа крови.

Камергер в фиолетовых одеждах, остановивший их, вышел вперед, зловеще улыбаясь:

– Прочь с дороги, деревенщина, или все разделят его судьбу!

Перевернутая повозка сейчас представляла собой кучу щепок. Далее колеса были разрублены на куски. Вол убежал. Придворные презрительно отбросили обломки в сторону, в то время как повозка регента Мотофузы продолжала свое неторопливое движение.

Танико встала на колени рядом со знаменосцем. Ее чуть не стошнило при виде раны. Живот был разрезан полностью сквозь плащ розового цвета. Все было залито кровью.

– Не терзайте себя, моя госпожа, – сказал знаменосец. – Не пачкайте ваше чудесное платье кровью старика.

Этот человек выжил в двух великих мятежах, стал героем только для того, чтобы умереть в грязи после жалкой уличной драки.

– Мне очень жаль, – сказала Танико. – Очень! – Она положила его голову себе на колени.

– Не терзайтесь за меня, моя госпожа, – произнес старик, пытаясь улыбнуться. – Я получил такую же рану, какую мне пришлось бы нанести самому себе, если бы я попытался покончить с собой как самурай.

Танико подняла голову, услышав грохот деревянных колес. Высоко над ней проследовала повозка регента, похожая на дворец на колесах. Когда она проехала, Танико увидела самого Мотофузу, глядящего на нее из заднего окна. Тонким лицом и жидкими усами он очень напоминал Хоригаву. На голове его был высокий официальный головной убор. Он смотрел на нее с легкой усмешкой превосходства.

Танико дерзко ответила взглядом на его взгляд. «По придворным традициям, мне должно быть стыдно смотреть прямо тебе в глаза, Мотофуза, – пыталась она сказать своим взглядом. – Но я хочу, чтобы ты увидел ненависть в моих глазах, понял, что время придворных уходит».

В ответ на ее взгляд ухмылка Мотофузы стала еще шире, обнажив покрашенные в черный цвет, согласно придворной моде, зубы. Он задернул занавесь своей повозки.

Многие из самураев Такаши лежали на земле избитые. Некоторые из них были без сознания. Оставшиеся на ногах выглядели злыми, побитыми и пристыженными одновременно.

Танико повернулась к одному из них:

– Отправляйся к господину Кийоси. Расскажи, что случилось, и предупреди, что мы ждем его здесь.

Она посмотрела вниз, на старого самурая, седая голова которого лежала на ее коленях.

– Тебе очень больно?

Он наградил ее улыбкой, которая на самом деле была гримасой боли.

– Конечно, нет, моя госпожа. Но я не буду жить. Вы можете оказать мне большую услугу?

– Любую.

– Никто из наших людей не вооружен. Кроме вас.