— Полностью. Принципы управления удивительно просты, сказал Урн. — Не в этом смысле. В смысле, что можно сделать, обладая такой мощью!
Урн подбросил еще одну чурку в пламя. — Это просто превращение тепла в работу, сказал он, — Я предположил… ох, нагнетание воды. Мельницы, которые вращаются, когда ветер не дует. Это? Это ты имел ввиду?
Солдат Симони колебался. — Да, сказал он. — В этом роде. Брута прошептал: “Ом?” — Да. — С тобой все в порядке?
— Здесь воняет, как воняет только в солдатском ранце. Вынь меня. Медный шар бешенно вертелся на огне. Он светился почти так же ярко, как глаза Симони. Брута похлопал его по плечу. — Могу ли я получить мою черепаху?
Симони горько рассмеялся. — Некоторые из них весьма вкусны, сказал он, выуживая Ома. — Все так говорят, сказал Брута. Он понизил голос до шепота. — Что это за место, Анк?
— Город с миллионом душ, сказал голос Ома. — Большая часть занимает тела. Тысяча религий. Там есть даже святилище маленьких богов! Звучит так, словно там у людей нет проблем с верой во что-нибудь. Неплохое место для нового начала, я думаю. С моим мозгом и твоим… с моими мозгами мы скоро снова пойдем в гору. — Ты не хочешь возвращаться в Омнию?
— Ни за что, сказал голос Ома. — Всегда возможно ниспровергнуть установившегося бога. Люди устают, им нужны перемены. Но невозможно ниспровергнуть себя, верно?
— С кем ты разговариваешь, священник? — сказал Симони. — Я…э… молюсь. — Ха! Ому? Точно так же ты можешь молиться этой черепахе. — Да. — Мне стыдно за Омнию, сказал Симони. — Посмотри на нас. Погрязли в прошлом. Скованы репрессивным монотеизмом. Нас избегают соседи. Что хорошего дал нам наш Бог? Боги? Ха!
— Осторожнее, осторожнее, сказал Дидактилос. — Мы на море, а твои доспехи обладают неплохой проводимостью. — Ох, я ничего не говорю про других богов, сказал Симони быстро. — Я был не прав. Но Ом? Пугало Квизиции! Если он существует, пусть поразит меня здесь и сейчас!
Симони вытащил свой меч и держал в вытянутой руке. Ом мирно сидел на коленях Бруты. — Мне этот парень нравится. сказал он. — Он почти так же хорош, как верующий. Это как любовь и ненависть, понимаешь?
Симони снова засунул свой меч в ножны. — Так я опроверг существование Ома, сказал он. — Да, но что вместо него?
— Философия! Практическая философия! Вроде этого двигателя Урна. Это может втащить пинающуюся и вопящую Омнию в Век Фруктовых Летучих Мышей. — Пинающуюся и вопящую, сказал Брута. — Но это необходимо, сказал Симони. Он сияюще улыбнулся. — Не беспокойся за него, сказал Ом. — Мы будем далеко. Что тоже не плохо. Не думаю, что Омния будет очень популярной страной, когда разлетятся новости о том, что произошло прошлой ночью. — Но это вина Ворбиса! — сказал Брута вслух. — Он все это начал! Он послал бедного Брата Мардака, а потом он убил его, и так смог обвинить Эфебцев! Он никогда не желал никакого мирного договора! Он просто хотел проникнут во дворец!
— И Кто бы мне сказал, как он ухитрился, — сказал Урн. — Никто никогда не проходил через лабиринт без гида. Как ему удалось?
Слепые глаза Дидактилоса смотрели сквозь Бруту. — Не представляю, сказал он. Брута повесил голову. — Он действительно сделал все это? — сказал Симони. — Да. — Ты идиот! Ты полный кретин! — вопил Ом. — И ты бы повторил это перед людьми? — сказал настойчиво Симони. — Пожалуй. — Ты бы выступил против Квизиции?
Брута жалобно уставился в ночь. Позади пожары Эфебы слились в одну оранжевую искру. — Все что я могу сказать, это то, что я помню, сказал он. — Мы все покойники, сказал Ом. — почему бы тебе просто не выбросить меня за борт? Этот пустоголовый захочет, чтобы мы вернулись в Омнию!
Симони задумчиво потер подбородок. — У Ворбиса много врагов, сказал он, в определенных обстоятельствах. Лучше бы он был убит, но все назовут это убийством. Или даже мученичеством. Но суд… если будут свидетели… если они хотя бы
— Ворбис на скамье подсудимых, — размышлял Симони. Брута побледнел от этой мысли. Это был тот тип мыслей, который почти невозможно удержать в голове. Это был тот тип мыслей, в котором не было смысла. Ворбис на скамье подсудимых? Суды случались с другими. Он вспомнил Брата Мардака. И солдат, погибших в пустыне. И все то, что было сделано остальным людям, в том числе и Бруте. — Скажи, что не помнишь! — вопил Ом. — Скажи ему, что не можешь вспомнить!