Кушке выпала роль быть самой южной точкой Российской империи, а потом — Страны Советов, да и пословица тогда утверждала, что «дальше Кушки не пошлют». Но в год олимпийского мишки послали советских ребят дальше Кушки, они вернулись «афганцами», но только не все и не вскоре, а через долгие девять лет. Первых, закончивших никому не нужную войну, начали ждать с ночи, а темнота все пугала съехавших в Кушку со всего мира корреспондентов, матерей, невест, пугала то дальней канонадой, то выстрелами, то слухами, что где-то подорвался БТР и есть раненые. С утра вяли цветы, сохли булочки для домашнего солдатского завтрака. Они появились после полудня — усталые, пыльные, голодные. Обнимались, целовались, плакали, а русские женщины в камеры твердили: «Дай бог, чтобы это была последняя война». Не оправдались их надежды. Зато Туркменистан уже не получал гробы с чеченской войны.
Накануне Первой мировой войны царь Николай II решил поставить четыре креста на самых крайних точках империи. В 1913 году один был установлен в Кушке. По сей день на вершине холма стоит десятиметровое каменное изваяние, на одной стороне которого — той, что в сторону Афганистана, — укреплен кованый меч. Рассказывают, что в основании внутри креста когда-то была часовня. Южный крест. Это всего лишь исторический памятник. Теперь Кушка — форпост независимого Туркменского государства.
Представители царя взялись за хозяйствование на новой земле очень серьезно. За имперскими войсками тянулись рельсы военной железной дороги, впервые в мире проложенной через сыпучие барханы. Ашхабад стал станцией Среднеазиатской железной дороги, частью великой системы железных дорог СССР. Магистраль существует и поныне, как и заложенная русскими инженерами под руководством генерала М. Н. Анненкова наука о железнодорожном строительстве в условиях движущихся песков. Но мечта о золотом пути в Индию пока не воплотилась в жизнь. Тот же Анненков предложил самый кратчайший путь между Парижем и Ширкануром через Варшаву, Москву, Баку и далее через Михайловский залив Каспия и по туркменской и афганской территориям. Путь рассчитан был на 11–12 дней. Известны и другие российские проекты рельсового пути до Индии, но все они оказались дорогостоящими. Потом царской мечте помешали воплотиться воцарившиеся Советы? Совсем нет. Есть сведения, что коммунисты тоже были настроены по-царски и не менее решительно — все силы бросить на Бухару, затем на Персию, а потом на Индию.
Уже буквально через год в ауле Кеши открыли школу садоводства, из лесничеств России прислали около 4 тысяч саженцев сосны эльдарской. Хвойные оказались удачными для озеленения города. Русскую торговлю интересовал хлопок для развития российской текстильной промышленности — стали развивать хлопководство, ковры — начали собирать ковровщиц в артели и пропагандировать вертикальные станки, шелк — при ашхабадской школе-питомнике создали шелководческую станцию, получали высокого качества грену и бесплатно раздавали частным хозяйствам. Многие десятилетия развивался в стране этот промысел, о котором помнят только уже не нужные никому скрюченные великаны-туты по обочинам сельских дорог.
Когда-то в аулах эти деревья охраняли, берегли. Срезали весной ветки и листьями кормили прожорливых гусениц шелкопряда, чтобы они через положенный срок превратились в белоснежные коконы. Туркменский шелк!.. Моя знакомая русская старушка часто вспоминала: «Представляете, я была в светлом летнем пальто из натурального туркменского (!) шелка, во французской шляпке. Боже, как я тогда была невероятно хороша!» Где ныне они, прекрасные легкие шелковые ткани, которые производила местная чарджоуская фабрика? Оказывается, чем самим кормить грену и потом самим коконы мотать, теперь легче покупать дорогущий шелк у хитрых китайцев. Газовых-то денег много.
Боевой, как говорят, пропахший порохом генерал-губернатор А. Н. Куропаткин, который получил орден Святого Георгия за убийство текинцев, в мирное время проявил себя как способный администратор. При нем в Закаспийской области с кочевым населением, с зачатками торговли и промышленности, не имевшей дорог, поднялась экономика городов и селений. Все это осталось на турк менской земле. Военный чиновник почувствовал себя настоящим хозяином и потому делал свое дело от души. Такого престижа у него уже больше не было — провал в Японской войне связывали именно с ним, главнокомандующим. В августе 1916 года Куропаткин, уже генерал-губернатор Туркестана, подписал приказ о наборе туркменских джигитов, как «туземных» рабочих, на тыловые работы фронта. В грустной старости он признавался, что полюбил туркмен. Рождалась симпатия к коренным жителям у многих из тех, кто сначала приезжал в роли колонизаторов, даже в пробковых колониальных шлемах, а потом привязывался всем сердцем к этой суровой земле, ее людям и оставался здесь навсегда. Азия что-то творит с чужеземцами. Привораживает?