Монарх от Бога

Багрянородный провёл в обители несколько дней. По утрам ходил вместе с монахинями и матерью молиться е новый храм. Осмотрел всё хозяйство монастыря. Стараниями Зои-августы и Мелентины в обители всё было приведено в образцовый порядок. Инокини не бедствовали. Константин помнил, что из государственной казны в обитель ежегодно делаются вклады. Он встретился с Мелентиной. Она была к нему почтительна, и в её глазах ни разу не сверкнул огонь неприязни, тем более вражды. Скрытности Мелентины мог бы позавидовать каждый хитрец и недоброжелатель. Повидал Константин и Пелагию. Он пришёл к ней в келью вместе с Зоей-августой. Пелагия представилась ему святой. Её глаза излучали некое тёплое свечение. Она умирала, но казалось, что только плоть её уходила от людей, душа же оставалась с ними. Голос у Пелагии уже угас, она лишь шевелила губами. Но все, что она пыталась донести до окружающих, ими было понято.

- Церковь тебя никогда не забудет, матушка Пелагия, - произнёс на прощание Багрянородный.

Константин уже свыкся с бытом обители, с чистотой её жизни. Пробыв среди монахинь неделю, он думал провести ещё несколько дней близ матери. Но в ночь со среды на чистый четверг пришёл к нему сон, который показался грозным и вещим. Будто бы в Магнавре началось некое столпотворение, все убегали из дворца, смешивались с толпой горожан и валом катились к бухте Золотой Рог. Там собравшаяся огромная толпа, и он среди неё увидели вдруг в бухте кипящую, как в котле, воду, вздыбившуюся холмом. На вершине того холма стоял Роман Лакапин. Он махал руками, что-то кричал, звал на помощь, и, обессиленный, стал медленно опускаться с холмом в пучину. А спустя мгновение вода в бухте засверкала гладью, и когда Багрянородный оглянулся, то вокруг не было ни души. Опустив голову, он побрёл в Магнавр, подошёл к закрытым воротам, начал стучать в них кулаками, кричать. С тем император и проснулся. Он провёл ладонью по лицу - оно всё было в липком поту.

Когда рассвело, Багрянородный оделся, пришёл к Зое-августе и рассказал ей о том, чему стал свидетелем во сне. Она погладила его по руке и сказала:

- Тебе пора уезжать, сынок. Там, в Магнавре, случилось несчастье.

- Но, матушка, это только сон! - воскликнул Багрянородный.

- Поезжай, родимый. Нынче и мне в ночь было то же видение: на моих глазах канул в морскую пучину Роман Лакапин.

- Вот как! Тогда я помчу в Магнавр, матушка! Когда двоим снится одно и то же, это уже не сон, а явь.

Спустя совсем немного времени, ещё и рассвет не наступил, Багрянородный покинул монастырь. В соседнем с монастырём селении к нему присоединился Никанор с гвардейцами, и колесница императора, сопровождаемая конной сотней, помчалась в Константинополь. На другой день, вновь проведя ночь в пути, также на рассвете император приехал в столицу. Утренний город жил обычной жизнью. Ничто не говорило о том, что в нём случились какие-либо потрясения. И в Магнавре было спокойно. Но эти тишина и благодать показались Константину обманчивыми. Он поднялся на второй этаж, но не пошёл на свою половину, а отправился в покои Лакапинов. Встретив в них слуг, спросил:

- Басилевс у себя?

- Нет его, Божественный. Он вечером куда-то уехал, - был ответ.

- Позовите императрицу, - велел Багрянородный.

Марию лишь недавно одели, и она была сонная.

- Где Роман? - спросил Багрянородный.

- Вчера уехал в Никомидию.

- Зачем?

- Он этого не сказал. Оттуда приехал посланник, я его видела, молодой, благородный. Они о чем-то пошептались, и Роман, сообщив, что едет в Никомидию, оделся и ушёл.

- В какое время это было?

- Вечером. Мы только что закончили трапезу.

- И он уехал один?

- Нет, взял гвардейцев. Я видела, как от Магнавра отъехали четыре человека.

- А где цари Стефан и Константин?

- Ещё при тебе, Божественный, они уплыли на скедии за Босфор, куда-то на охоту. Сказали, там, за Босфором, в горах появился гепард.

- Где, наконец, Христофор? - потерял терпение Багрянородный.

- Как всегда, Божественный, он при войске во Фракии.

Придя в свои покои, Константин не знал, что предпринять. Пришла мысль о том, что надо кого-то послать в Никомидию. Он позвал Гонгилу. Тот дремал в кресле около опочивальни.

- Слушай, преславный, я знаю, что ты устал, но тебе нужно ехать в Никомидию. Ищи там в казармах или где угодно императора Лакапина. Найдёшь - скажи, что я прошу его вернуться в Магнавр.

- Исполню, Божественный, - ответил Гонгила и ушёл.

А Багрянородный отправился к Елене - поделиться с нею тем, что увидел в монастыре Святой Каллисты, и рассказать о кошмарном сне, который вогнал его в страх.

Елена выслушала супруга молча и, оставаясь, как все женщины, суеверной, помолилась про себя. Но сказала, чтобы утешить Багрянородного и укрепить его дух:

- Божественный, ты напрасно принял всё так близко к сердцу. Если Лакапин уехал в Никомидию, Гонгила и найдёт его там.

Елена смотрела на супруга пристально. Заметила синеву, залёгшую под глазами, серый цвет лица, поняла, что он сильно устал.

- Тебе надо уснуть, Божественный. Приляг здесь, а я посижу возле тебя.

- Я и правда устал. Всю ночь без сна…