Монарх от Бога

- Есть ли воля императора впустить иноземных воинов?

- Будет, сын мой. А пока впусти нас с царём и царевичем по моей воле.

Христофор ещё колебался, но царь Симеон потребовал от патриарха:

- Скажи этому воеводе, что я и мои воины приглашены императором в гости.

- А ведь верно, - согласился патриарх и сказал Христофору: - Слетай-ка к своему батюшке, пусть он попросит воли императора впустить болгарского царя с царевичем и воеводами. Лети, сын мой, а мы подождём.

Всё свершилось очень быстро, потому как император и великий доместик уже знали, что случилось на северной дороге за Силиврией. Лишь только Христофор изложил просьбу патриарха, как император улыбнулся и молвил:

- Святейший достоин похвалы. Всё идёт так, как он задумал. - И заторопился: - Я сам встречу царя Болгарии. Симеон мне любезен.

В полдень царь Симеон, царевич Пётр и воеводы Ботев и Стоянов сидели за трапезным столом в Золотой палате в компании Багрянородного, Зои-августы, Лакапина и его внучки, дочери старшего сына, семилетней Марии. Девочку привели к столу по просьбе Багрянородного. Её посадили напротив царевича Петра, и, пока шла трапеза, он не спускал с неё глаз. Она была прелестна. На плечи ей ниспадали черные, как вороново крыло, локоны волос, черные большие глаза сверкали и прятались в густых ресницах. У неё были ещё по-детски припухшие губы, прямой нос, а когда она улыбалась, обнажались два ряда белокипенных зубов. Пётр забыл о трапезе, любовался прекрасным созданием. Марию это, похоже, не смущало, ей даже нравилось, что пригожий сын царя нашёл её достойной своего внимания. Спустя десять лет «Пётр женился на внучке Романа Лакапина (927 г.). Этот союз развязал империи руки и дал возможность сосредоточить свои силы в Малой Азии, против халифата, - сказано в исторических хрониках.

А взрослые пока решали не менее важные текущие дела. После того как было выпито вино за здравие царствующих особ, повёл беседу патриарх Николай:

- Я уверен, что великая славянская Болгария никогда бы не вела с нами войн, если бы их не разжигали папские легаты. Это они, пользуясь мягкосердием болгарских государей, вот уже три десятилетия натравливают их на вторжения в наши пределы. Скажу похвалу болгарскому народу и его государям, что в первые годы после принятия от нас христианства Болгария долгие годы жила с нами в мире. Вспомним время императора Василия Македонянина, когда болгары и византийцы двадцать лет жили в мире и дружбе. Отныне нам ничто не мешает восстановить прочный мир между нашими державами. - Патриарх передохнул, отпил глоток вина, посмотрел на императора и продолжил: - И пока ты, царь Симеон, мылся в бане с дороги, мы в узком кругу обсудили всё то, чем можно скрепить нашу дружбу. И для начала слово скажет великий доместик.

- У нас с Лакапином есть повод для дружбы. Мы с ним в равной мере поквитались на реке Ахелое. Говори же, великий доместик, - предложил Симеон.

- Я буду краток, воину нет нужды быть красноречивым, - начал Лакапин. - На севере империи по нашему упущению войско царя Симеона захватило земли во Фракии и Македонии. Если мы уступим их Болгарии до Стримона и Родопских гор, то Византия не оскудеет, а царство царя Симеона прирастёт землями, и тогда конец вражде из-за этих лугов и холмов. Как считаешь ты, Божественный, и ты, Зоя-августа?

- Покой державы превыше всего, - ответила Зоя-августа, - Но царь Симеон стоит с войском в полудне от столицы. Мы отдадим земли Македонии и Фракии, а он и спасибо забудет сказать. Нужен договор и мирное соглашение.

- Матушка-августа, ты напрасно так говоришь. Царь Симеон человек чести и господин своего слова. Вот и послушаем, что он скажет, как оценит великодушие Византии, - произнёс своё слово император.

Царь Симеон любил хмельное. Пока патриарх, Лакапин и Зоя-августа вели разговоры, он трижды успел приложиться к большому кубку и даже сам его наполнял. Будучи тугодумом, он разогревал себя хмельным и тогда говорил толково. Но сейчас ему не было нужды изливаться в благодарностях, хвалить византийцев за великодушие. Он уже присоединил к Болгарии земли Фракии и Македонии до Родопских гор, надеялся присоединить и те, что лежали за Стримоном. А пока он был готов заключить перемирие лет на пять и увести войско за свои рубежи. Теперь ему оставалось подождать, что же такое обещают ромеи, о чём наговорился патриарх в пути. Он с этого и начал:

- Вот ты, святой отец, вещал, что меня ждёт некое величание в Святой Софии. Так просвети, тогда и ответ мой услышите.

- Соглашусь с тобой, сын мой. Рано или поздно, но тайное становится явным. - И патриарх повернулся к императору. - Послушай, Божественный, что я скажу. Мы уже сказали, что признаем независимость болгарской церкви. Но, будучи родителями её христианства, и властью, данной тебе и мне Всевышним, мы можем возложить на болгарского царя императорскую корону. Но пусть Симеон помнит при этом одно: его возносят не как римского или византийского императора, а как императора родной ему Болгарии. И царь Симеон достоин этой чести. Церковь готова его короновать.