Христианизация масс совершалась медленно и шла почти не поддающимися наблюдению путями. Она достигалась прежде всего воздействием Церкви на мир, и чем более развивалась Церковь, тем сильнее и планомернее становилось ее воздействие в самом широком смысле этого слова. Только поздние инквизиционные акты позволяют угадывать значение какого-нибудь клирика для окрестного населения, медленно накопляемый результат общения и случайных бесед с ним. Трудно оценить роль монастыря, связь которого с миром не только не терялась, но еще росла и крепла вместе с приближением монастыря к миру и мира к монастырю. Жизнь монахов и религиозных клириков часто превращалась в настоящую «проповедь примером», беседы с ними не забывались и понимались лучше, чем слова проповеди. Влияния проповеди вообще преувеличивать не следует. До конца XII века количество проповедников-клириков было ограничено; проповедь, как правило, находилась в руках епископов, которые «вследствие многих занятий, телесных недугов или по другим причинам» часто пренебрегали ею. Только IV Латеранский собор постарался поставить церковную проповедь на более широкие основания. С другой стороны, рост религиозной учености и ее малодоступный для широких слоев характер отнимали у проповеди ее силу и действенность. В этом отношении интересны дошедшие до нас сборники проповедей. До IX века они почти исключительно состоят из распределенных по дням года (главным образом воскресеньям и праздникам) проповедей знаменитых Отцов Церкви: Августина, Амвросия, Григория Великого и так далее. В XII веке оригинальных проповедей более, и они отличаются доступностью и моральным характером. Но почти одновременно появляются проповеди, насыщенные богословской ученостью, хитроумной символикой и мелочной экзегетикой текстов. Последнее знаменует несомненное удаление проповеди от народа, который не мог уследить за символикой проповедника, оценить его аллегории и почуять за этимологическими разысканиями религиозное воодушевление, часто искреннее и сильное. Но к счастью, новая проповедь не вытеснила старой, менее блестящей, но более действенной.
Таково влияние клира. Но независимо от него бродячие аскеты IX–XII веков сознательно стремились к воздействию на массы. Среди них можно отметить святого Норберта и его премонстранцев, обновляющих проповедническую деятельность клира, Ламберта Заику (Lambert le Begue), Мориса из Сюлли и многих других. Один пресвитер парижского диоцеза Фульк «гремел в Галлии словом проповеди, как некая сверкающая молния… мощный духом, порицал пороки христиан, небрежность и дурное поведение прелатов. Он не щадил ничьей чести и многих от дурной жизни призвал на дорогу спасения». И Нил, и Ромуальд, и Петр Дамиани в Италии, клюнийские аббаты и Бернард Клервоский во Франции обращались к толпе со своими пламенными словами; и если часто их проповеди были мало или вовсе не понятны, их облик и религиозное одушевление расправляли ледяные сердца. Уже вос-приявшие христианские настроения и крохи христианского учения паломники длинной, непрерывной чредой шли по дорогам, останавливались в селах и городах, подогревая и углубляя религиозность масс. Ваганты, среди которых были и бродячие студенты, и скоморохи, и беглые монахи, и клирики, разносили не только насмешки над клиром и грубоватые стишки, воспевающие веселую и беспутную жизнь, — они пели и стих об Алексии, человеке Божьем, распространяли неведомо где воспринятые ими религиозные образы и идеи.
Развивая свою догму и делая недоступной массам проповедь клира, Церковь вовлекала массы в свои интересы. Миланский архиепископ Ариберто опирался в своей деятельности на народ. Патария— движение, сплетшее церковную борьбу против симонии и «николаитской ереси» (браков духовенства) с борьбой социальной и политической, — взволновала массы «патаренов», то есть «рвань», «сволочь». В массах и даже в низших слоях общества находило себе союзников руководимое бестрепетной рукой Гильдебрандта папство. Дикие инстинкты темных людей возбуждали во Флоренции Джованни Гвальберто и его валломброзанцы, во имя евангельского идеала требуя у епископа-симониака отказа от сана.