Монашество в Средние века

Но и францисканское братство подвергалось общему для всего монашества процессу обмирщения, сопровождаемому процессом приближения к обычному типу монашеского ордена. Мы уже видели, что увеличение и успехи детища Франциска привели к стоящей в коренном противоречии с первичными идеалами ордена оседлости. С другой стороны, рост ордена поставил на очередь вопрос об его организации, разрешенный по традиционному образцу сочетания власти соборов с властью провинциальных и генерального министров при полном преобладании последнего. Распространение миноритов за пределами Италии сделало фактически невозможной прежнюю структуру собора. Уже сам Франциск не мог знать всех своих братьев, напоминая себе самому маленькую черную курицу, которая мечется, будучи не в силах собрать и прикрыть своими крыльями многочисленных разбегающихся цыплят. Не только ежегодно, но и раз в три года не могли все братья собираться около Порциункулы, и благодаря этому утрачивал всякий смысл и в силу случайности своего состава делался невозможным прежний общий собор. Место его занимают соборы нового типа, на которых первенствующее положение занимает иерархия ордена, раз в три года собирающаяся около Порциункулы. Простые же братья могут присутствовать лишь в возникших наряду с преобразованием общего собора местных, провинциальных соборах. Таким образом, единство ордена разбилось или, лучше сказать, видоизменилось, превратясь в единство его иерархии, усилившейся за счет массы братьев.

Изменился и состав ордена. Вместе с ростом его популярности нахлынуло много лиц, еще не рассчитавших своих сил, лиц, для которых жизнь минорита была тяжела. Верные заветам учителя, францисканцы и сам Франциск не могли ассимилировать быстро увеличивающейся массы братьев, тем более что посты министров были заняты в значительной части людьми новыми. Результатом этого было понижение строгости жизни в ордене, вызываемое массой братьев, готовой на всякие послабления и не понимавшей их непримиримости с идеалом Франциска, который и в смягченном виде казался новым и строгим. Мысль Франциска воспринималась и понималась не до конца и, во всяком случае, иначе, чем понимал ее он сам. Поэтому возможным было торжество в ордене течения, иначе понявшего миноритский идеал, чем Франциск. А такое течение существовало. В орден вступали люди образованные, клирики. Они искренно увлекались новым идеалом, предпосылки которого, как показано выше, были в самой Церкви, но они органически не могли понять его иначе, чем в рамках традиции. Зато лучше, чем Франциск, понимали они ту пользу, какую орден мог принести Церкви, еще угрожаемой ересью. Чтобы спасти Церковь, надо было бороться с катарами и вальденсами, надо было удерживать своей проповедью в лоне Церкви колеблющихся христиан. И для того, и для другого необходимо было образование, и с тех пор, как минориты утвердились в Болонье и Париже, нельзя было дозволять проповедовать таким неучам, как Франциск.

«Божий дурачок» не понимал этого. Ему казалось, что достаточно верить в Бога, достаточно с верой громко прочитать псалом, чтобы проповедь принесла свои плоды. Франциск по свойству своей религиозности стремился к моральному воздействию на массы и не видел нужды выходить за пределы одобренной папой Иннокентием III «проповеди покаяния», устраивать ученые диспуты. Вера для него была делом сердца, а не делом ума, и, относясь с полным уважением к богословам и ученым братьям, он думал, что ученость может принести пользу лишь тогда, когда сопровождается пламенной верой сердца. Ученость, к которой стремятся во имя самолюбия или ради ее самой, казалась ему опаснейшим соблазном, бесполезным для брата минорита и его миссии. Подобные убеждения святого могли вызвать только улыбку сожаления у его ученых противников. Убедить их святой не мог, как и сам не мог поддаться их убеждениям. Ученым братьям было совершенно ясно, что для успеха проповеди нужна была ученость. Для учености же необходимы были школы, для школ — относительная оседлость и некоторые смягчения устава. И партия «ученых» была сильнее Франциска и его «товарищей». Сильнее потому, что опиралась на обнаружившиеся тенденции к оседлости и смягчению устава, на непонимание истинных идей Франциска большинством, на естественное нежелание большинства уступить первенство доминиканцам, пожинавшим плоды своих ученых занятий и ученых проповедей. Она была сильнее и потому, что на ее стороне было сочувствие «матери ордена» — Церкви.