Священники и врачи, побывавшие в приютах, не хуже этого мэра понимали, в каких скверных условиях содержатся там нищие, и их впечатления получили известность; некоторые священники даже отказывались служить там мессу, такое отвращение вызывала у них тамошняя грязь. То и дело в приютах вспыхивали скандалы и бунты. В 1776 году архиепископ Экский выступил с осуждением экского приюта, который не только был переполнен сверх всякой меры, но вдобавок еще и кишел людьми с хроническими болезнями. Ответственность за это архиепископ возложил на подрядчика, который получает в день пять с половиной су, но на заключенных тратит только два, кормит их скверно и впроголодь и не стремится обеспечить работой; все эти факты, прибавляет архиепископ, известны еще с тех времен, когда министром был Тюрго, одобривший закрытие приюта и предоставление свободы всем, кто там содержится801. В довершение всего подобные заведения наводят страх на жителей страны, которые не знают наверняка, что там происходит, но верят слухам и, в частности, известиям о том, как велика смертность среди заключенных. Поэтому в июле 1778 года субделегат Канского интендантства настаивает, чтобы интендант как можно скорее принял меры для улучшения гигиенических условий в приютах, в противном случае на соседнем кладбище будут постоянно появляться новые могилы, а недовольство народа будет возрастать802. В самом деле, смертность в приютах была выше среднего. На кладбище Сен-Дени между 1768 и 1792 годами на долю приюта приходятся 6329 могил, а на долю города Сен-Дени за тот же период – всего 3696803. Эта высокая смертность порождает в начале Революции слухи о том, что власти сговорились уморить народ голодом. Во время убийства интенданта Бертье и его тестя в 1789 году из толпы раздаются крики: «он сожрал народный хлеб», «он был рабом богача и тираном бедняка», а автор одного из памфлетов напоминает, что во время министерства Терре он якобы сказал: «я заставлю их есть хлеб по пяти су за фунт, а если не хотят, пусть едят сено». Автор другого памфлета требовал, чтобы Бертье посадили под замок вместе со всеми несчастными, которые по причине его скупости умерли от голода или были отравлены скверной пищей в печально известном приюте в Сен-Дени. В своей статье 1786 года Монлино тоже с осуждением упоминает похоронные процессии, постоянно направляющиеся на кладбище Сен-Дени; он пишет, что приюты – жертва, приносимая ради спокойствия богачей, и скорбит о том, что после падения Тюрго они были возрождены беззаконно и беспринципно804.
Пюриселли, торговец из Безансона, судья тамошнего торгового суда, осуждает подрядчиков за скупость, которую они проявляют последние полтора десятка лет, и считает, что единственное решение проблемы – устройство мелких приютов максимум на сотню человек, потому что в крупных заведениях «нищих плохо кормят, еще хуже одевают, содержат очень сурово вместо того, чтобы кротостью возвращать их на путь истинный»805. Он знает, о чем говорит, поскольку сам руководил в Безансоне мастерскими при королевской больнице для нищих, именуемой Бельво, и выступил против подрядчика военных госпиталей Франш-Конте, который за счет устройства в безансонском приюте мастерских накопил немалое богатство. В 1761 году Пюриселли даже пожаловался на то, что этот подрядчик морит голодом заключенных, но директора Службы призрения жалобе не вняли. В августе 1769 года министр даже одобрил такой контракт с этим подрядчиком, по которому тот был обязан тратить на заключенных, как больных, так и здоровых, исключительно скромную сумму – четыре су в день на человека. Подрядчик мог использовать труд заключенных и обязан был откладывать «для их ободрения и возбуждения в них духа соревновательности» только восьмую часть дохода. До выхода на свободу никаких денег заключенным не выдавали, но помощник интенданта мог использовать отложенные суммы на улучшение их бытовых условий, если считал это необходимым. Меньше чем годом позже, в январе 1770 года, в тот самый момент, когда Терре собирался назначить этого подрядчика советником интенданта Шампани, в безансонском приюте вспыхнула эпидемия, и выяснилось, что использованная там экономическая модель себя не оправдала. Новый интендант быстро смекнул, в чем тут дело, и расторг контракт на четыре су, не соответствовавший ни цене продовольствия, ни другим статьям расходов. Сумма, выделенная на день, возросла до одиннадцати су; в 1771 году новый подрядчик снизил ее до семи су девяти денье806.