Читаем Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна полностью

Совершать вместе с Цицероном, сокрушающимся против Катилины, такой обход через римскую Античность – забавный способ расшевелить то, что столь долгое время занимало место историографической очевидности. Исправительная тюрьма оказывается «дочерью» судебного реформизма Просветителей, учрежденной, на самом деле, под руководством либерального Государства в Европе и в Соединенных Штатах, прежде чем распространиться затем на остальную часть земного шара. Такое перекликание напоминает нам о том, что даже до этого периода, во всем определившего политическую и институциональную составляющую эпохи Модерна и современности, уже очень давно существовали места заключения и целые тюремные архипелаги. Они служили для того, чтобы отсечь от социального тела общества определенное количество «нежелательных», религиозных или светских лиц, мужчин или женщин. Все они оказываются социально вписаны в эту карцеральную систему или же как бы заключены в тюрьму «без признания», будь то по карательным или дисциплинарным мотивам пребывания, а также и в благотворительных целях: больницы, дома для бедных или другие сборы для нищих, королевские тюрьмы, тюрьмы для духовенства и для должностных светских служителей, места, где возможно проживать по очень многим причинам, кроме как в одном лишь ожидании приговора или пыток, женские и мужские монастыри, галерные работы и т. д. Существенность материальной составляющей этих мест неоспорима; они становились предметом многократного использования, подвергались переназначениям и различным приспособлениям с течением времени и в соответствии с возложенными на них поливалентными функциями, от искупления за содеянное до наказания, от простой помощи узникам до смены заключенными их вероисповедания. Эти места заключения привлекли вложения и спровоцировали реформистские дискурсы еще до начатых в XIX веке строительств новых тюремных сооружений, охраняемых и специально предназначенных для исполнения мер в виде лишения свободы и, теоретически, для подготовки к последующей социальной реинтеграции осужденных.

Этот обходной маршрут, который мы здесь совершаем, представляется своего рода «символом веры» для новой истории мест тюремного заключения, которая утверждается сегодня и выражением которой является это издание. Прежде всего, речь идет о том, чтобы вписать нашу рефлексию о происхождении и практике лишений свободы в длительную временную перспективу, не ограничиваясь при этом периодом крупных пенитенциарных реформ, которым до сих пор отдается предпочтение в большинстве исследований, ни также наследием Просветителей, которое, «изобретая тюрьму», намеревается гуманизировать репертуар уголовных санкций Старого режима. Начиная с момента нашей эмансипации от строго установленной связи между местами лишения свободы и правовыми санкциями нам удается выявить разнообразие причин, которые приводят к интернированию людей, разнообразие самих форм этого интернирования и, следовательно, многофункциональный характер карцеральных учреждений. Эта многофункциональность к тому же часто связана с материальными особенностями этих мест, с «самостроем», которым они оказываются, она просматривается также через их различные использования, которые при этом разворачиваются. Такова одна из точек входа в диалог, который объединил авторов этой книги.

Защита такой точки зрения приводит к рассмотрению смешанного характера мест и практик заключения в динамическом и сравнительном ключе начиная здесь со Средневековья и заканчивая современной эпохой. Однако это не предполагает какого-то упорного, линейного поиска «истоков» современной тюрьмы. Такой подход, бедный в плане поиска генезиса, подверженный риску телеологии, оказался бы слишком упрощающим. Зато стало возможно выделить широкий спектр практик, соответствующий видам наказаний, искупления, исправления, которые постоянно обновляются с течением времени и в зависимости от места: от изгнания до депортации, от принудительных работ до тюремного заключения. Следует принимать во внимание роль пространственной изоляции, уединения как исправительного средства в различных формах, данных им.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное