Читаем Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна полностью

Ил. 2. Распределение интернированных в Брюгге по месту содержания под стражей (1740–1789). Источник: Bocher 1988. Р. 182–184

Движение, наблюдаемое в Брюгге, характерно и для города Гента. Между 1700 и 1750 годами среднегодовое количество хранимых актов колебалось от 1,45 до 3,4 запроса. В течение следующих трех десятилетий это среднегодовое значение выросло с 6,9 (1750–1759) до 17,1 (1760–1769), затем 21,8 (1770–1779)286. Каковы бы ни были различия в хранении архивов, во второй половине XVIII века количество случаев заключения по запросам со стороны семей увеличилось, в то время как городская демография осталась на прежнем уровне или даже уменьшилась. Полностью очевидно, что в городских сообществах помещение под стражу заключенных по просьбе частных лиц, под контролем властей, было основной практикой лишения свободы, в то время как уголовные суды, даже в городах, чаще прибегали к изгнанию и наказанию. Конечно, здесь следует сделать уточнение путем включения лиц, осужденных в рамках других юрисдикций, в контекст общей юрисдикционной конкуренции: на местном уровне (городская система юрисдикции Брюгге (l’échevinage)287), на уровне региональных юрисдикций (округ Франк-Брюгге288, провинциальный Совет Фландрии, военная полиция Франдрии) или центральных (военные юрисдикции Нидерландов). Ситуация меняется после 1765 года. Правительство Габсбургов стремится изменить пенитенциарную систему, находящуюся в основном в руках местной элиты. К моменту, когда правительство Вены наконец «вдохнуло» дебаты в среду нидерландской элиты, практики тюремного заключения уже имели долгую историю. Однако же для этих практик характерна институциональная фрагментация, присущая Нидерландам, которая представляет собой множественность пространств тюремного заключения (замки, городские ворота, монастыри, лесничества). Плотность населения, в частности во Фландрии и Брабанте, обуславливает примат городской модели тюремного заключения, разделяемой в отношении к группам населения, воспринимаемым как девиантные (дети-бунтари, сумасшедшие, больные, старики, бродяги, проститутки, пьяницы, личности насильственного характера и воры).

3. НОВОЕ ПЕНИТЕНЦИАРНОЕ ПРОСТРАНСТВО: МОДЕЛЬ ИСПРАВИТЕЛЬНОГО ДОМА (1765–1795)

Инициатором реформирования мест содержания под стражей в Нидерландах становится австрийское правительство. В обращении от 7 августа 1765 года, вдохновившись идеями Чезаре Беккариа, Габсбурги запросили различные провинциальные советы правосудия рассмотреть вопрос об отмене пыток и клеймения заключенных289. Не ссылаясь на автора, текст обращения включает в себя элементы аргументации и терминологию из французской версии трактата «О преступлениях и наказаниях» (Des délits et des peines)290. Эта просьба тем не менее натыкается на отказы земельных советов Мехелена, Фландрии, Брабанта, Люксембурга, Намюра, Турне, Эно и Гельдерланд. Однако австрийское правительство возобновляет свой запрос о рассмотрении дела 24 февраля 1771 года, предварительно озаботившись тем, чтобы попросить у президента Великого совета Мехелена, то есть у высшей инстанции в Нидерландах, Госвина де Фирланта, отчет, написанный под заголовком «Наблюдения о пытках» (Observations sur la torture). Тем временем в 1771 и 1775 годах Жан-Жак Филипп Вилен XIIII, Главный бальи291 города Гента, направляет государству Фландрии два своих «Мемуара о способах исправления преступников и бездельников в их собственных интересах и о том, как сделать их полезными для государства». Эти два мемуара частично объяснят инициативу по возведению первого исправительного дома в Генте (1772–1774)292.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное