Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна

Уже в июле 1750 года Демидов поднял вопрос о лечении, в котором нуждались многие арестованные: «Для некоторого следствия имеется в Калинкинском каменном доме Комисия и в ней немалое число арестантов, между которыми находятся больные, коим надлежит кровь пустить и болезни их осматривать и пользовать, а лекаря нет, того ради имеет главная Медицинская канцелярия приказать определить, кого из лекарей с медикаментами, дабы по времени когда оной потребен, мог туда приезжать»354. Впоследствии он вел изнурительную переписку с Медицинской канцелярией для того, чтобы больные французской болезнью не оказались без медицинской помощи и инфекция не распространилась, добившись в результате визитов подлекаря355. В ноябре 1750 года лекарства (порошки, мази, капли, пластырь) принимали 81 человек356. Впрочем, до конца проблему медицинского ухода уладить не удалось, Демидов не платил Медицинской канцелярии, чем вызывал раздражение медиков. В конце концов обязанность была возложена на одного из арестованных – врача Иоганна Гинца357. Тем не менее очевидно, что для Демидова ответственность за здоровье подопечных была одной из первоочередных забот.

Содержание заключенных и приговоренных в XVIII веке описано в многочисленных источниках, суммировав которые, можно назвать несколько констант, характеризующих жизнь в застенке: теснота, духота, голод. И даже масштабный перевод Сыскного приказа и острога при нем с 1752 года с Красной площади на окраину города – Калужский житный двор, где были возведены казармы для колодников, объяснялся не заботой о заключенных, а «исключением колодников из публичной жизни города»358. Устройство быта заключенных Калинкинского дома в этом контексте выглядит исключительно. Задержанных женщин и мужчин содержали в разных помещениях, больные размещались в «особливом покое». Арестантов не заковывали в кандалы, они имели возможность мыться в бане, работали по графику и получали за свой труд деньги, которые тратили в продуктовой лавке неподалеку. При заключенных женщинах дежурила «прядильная мастерица» (одна или несколько), помогавшая им в работе, а также токарь Иван Хаданов, чинивший сломанное оборудование. Во избежание конфликтов между двумя группами женщин-заключенных – русскими и иностранками – в итоге было организовано две прядильных: «руская» и «немецкая». Женщин определяли на работу не автоматически, этому предшествовало получение «назначения», включавшее осмотр у врача, а также беседу с комиссаром Борисом Шаблыкиным об обязанностях и особенностях работы. Так, на 30 января 1751 года, согласно «Реестру по комиссии Калинкинского каменного дому доныне не назначенных в работу», четыре россиянки и 13 иностранок «назначения» не получили. Распоряжаясь бюджетом, Шаблыкин получал солидные суммы на развитие производства. Так, 7 ноября 1750 года Демидов приказал выдать ему 200 рублей «на фабричные расходы». Причем Демидов призывает не экономить и покупать качественный материал: «ручные трубы которые лутчее, а имянно буковые, кои хотя ценою повыше подрядных сосновых, однако могут быть прочные»359.