Монастырь (Книга 1)

Дверь рядом с воротами оказалась раскрыта. Войдя внутрь, во влажную прохладу монастырской стены, кум не обнаружил решительно никого. Игнат Федорович уже бывал в женском лагере. Расположение зданий здесь было совершенно иным, нежели в его учреждении, но кабинеты администрации, по традиции, также находились в ограждающей зону дебелой стене. Простучав двери начальника колонии и всех его заместителей и не получив ответа, Лапша хотел, было, спуститься вниз, но внимание его привлек вид за окном. Там, на нешироком плацу стояли зечки. Судя по тому, что строй не помещался на плацу целиком, и был изогнут буквой "Г", на улицу выгнали все население лагеря. Между отрядами метались бабы-прапора и дубинками поднимали уставших стоять женщин. Одну, которая, как видно, наотрез отказалась выполнить приказ, прапорщицы подхватили под руки и потащили на вахту.

- Гражданки осужденные! - из-за стекла голос доносился слегка невнятно, но Игнат Федорович узнал интонации Типцова. - Еще раз призываю вас: проявите благоразумие! Пусть виновная в смерти вашей подруги сама выйдет к нам!

Последовала пауза. Майор осмотрел плац и не нашел на нем фигуры местного кума. Тот, очевидно, вещал из радиорубки. Непокорную же женщину уже подволокли к двери на вахту, прямо под Лапшой и он поспешил вниз.

- Гражданки осужденные! - вновь загромыхал голос Ильи Сергеевича. - Если у убийцы нет совести, то пусть любая, кто о ней знает, укажет на преступницу! Обещаю немедленный перевод в другую зону и досрочное предоставление на УДО!

Игнат Федорович едва не рассмеялся: взывать к совести зечек мог только Парафин. Никто иной до такой нелепости не додумался бы. Да и обещания кума были, как говорят зеки, порожняком. На его "немедленно" должно было уйти не менее недели, а то и двух. А за это время в его лагере, безо всяких сомнений, прибавилось бы трупов.

Снизу, резко, словно кто-то включил телевизор на излишне натуралистической сцене изнасилования, послышались истошные вопли:

- Ах, ты, сучка!

- Да я тебя!..

- Манда позорная! А-а-а! Чтоб твои дети уродами стали! Чтоб тебе век хуя не видать! А-а-а!

- Что здесь происходит? - Лакшин внезапно для прапорщиц вынырнул из-за угла и застал немую сцену: принесенная зечка лежала на полу, словно огромная пегая собака, выставив вверх все конечности, пытаясь защититься от охранниц, одна из которых держала несчастную за ногу и готовилась нанести удар дубинкой, а другая, держа свой "демократизатор" обеими руками, наподобие двуручного меча, собиралась опустить его на локоть осужденной.

- Да вот, нарушительницу в чувство приводим... - с недовольным видом, будто ее отвлекли от любимого занятия, ответила, выпрямляясь, одна из прапорщиц. Вторая, не отвечая, вперилась угрюмым взглядом на майора. Игнат Федорович понимал, что в данном случае и буквально и фигурально лезет со своим уставом в чужой монастырь, но дело тут было совсем не в рыцарских чувствах, просто ничего более омерзительного, чем женская драка Лакшин за свою жизнь не видел, и беспристрастно смотреть на избиение женщины, пусть даже и осужденной, не хотел.

- Приводите!.. Как же!.. - заверещала зечка, - У меня "дела" третий день! Меня лепила от промки освободил! Я стою-то с трудом! А эти коблихи!..

- Молчать! - рявкнула молчавшая доселе прапорщица и замахнулась на лежащую черным фаллосом дубинки.

- Прекратить! - вмешался Лапша. Охранница повиновалась, но видно было, что далось ей это с трудом. Она вперилась в оперативника ненавидящим взглядом гиены, у которой некто пытается отнять облюбованный кусок падали и прошипела:

- Я доложу о вашем вмешательстве во внутренние дела колонии...

- Докладывай, - скривился кум, изображая на лице мину высокомерного пренебрежения. - Но не забудь, что если я доложу о твоих методах обращения с осужденными...

Лапша не закончил, узрев в глазах прапорщиц именно ту степень страха, на которую рассчитывал, давая отпор зарвавшимся охранницам.

- Где Типцов? - поинтересовался Игнат Федорович у притихших баб.

- Там, - махнула рукой с дубинкой одна из прапорщиц, - На третьем этаже.

- Хорошо, - прищурился оперативник и одновременно несколько приподнял верхнюю губу, придав тем самым своему лицу гримасу великого презрения, - А за тем, что будет с этой осужденной...

- Акимова я, - быстро, словно боясь, что ей заткнут рот тупым концом дубинки, болтающейся в опасной близости от лица зечки, выпалила та, - Мария Велиоровна.

- Гражданкой Акимовой, - повторил кум, не отводя взгляда от охранниц, - я проверю лично. Все ясно?

- Так точно, - понурым нестройным хором ответили бабы.

Поднявшись на пролет, Игнат Федорович прислушался.

- Ну, давай, вставай! - приглушенный расстоянием голос был зол до предела.

- А кто это был? Что за хрен с горы?

- Кум мужской зоны.

- Думаешь, стукнет на нас?

- Хрен его знает. Он такой, себе на уме... Психолог, мать его!..

- Значит, может!..

Лапша едва не расхохотался. Страху на прапорщиц он нагнал достаточно, теперь следовало разобраться с Парафином и выяснить, кого и почему убили.