Монастырь с привидениями

Сунь и настоятель с удовольствием принялись за густой коричневый бульон. Судья Ди подозрительно потыкал палочками в кусочки непонятного происхождения, плававшие на поверхности. У него не хватало решимости отведать похлебку. Он ломал голову, на какую бы тему завести беседу, и наконец ему удалось сформулировать пару глубокомысленных вопросов о внутренней структуре даосской церковной организации. Но настоятель, очевидно, не был расположен к подобной беседе и ограничился несколькими краткими пояснениями.

Судья испытал облегчение при виде старосты, казначея и Цзун Ли, приблизившихся к столу и предложивших какой-то тост. Затем он поднялся и направился к их столу с ответным тостом. Заняв место напротив поэта, судья понял, что молодой человек выпил чересчур много теплого вина: лицо его раскраснелось, он пребывал в приподнятом настроении. Староста сообщил судье, что два служки-мирянина уже заменили сломанную ось, конюхи почистили и накормили лошадей, — на следующее утро высокопоставленный гость сможет продолжить путешествие — разумеется, если не пожелает продлить свое пребывание в монастыре.

Судья Ди искренне поблагодарил его. Староста пробормотал в ответ какие-то угодливые слова, поднялся и с извинениями откланялся. Ему и казначею предстояло закончить приготовления к вечерней службе.

Оставшись наедине с поэтом, судья сказал:

— Я не вижу здесь госпожи Бао с дочерью.

— С дочерью? — тяжело ворочая языком, переспросил Цзун Ли. — Вы действительно способны поверить, господин, чтобы такая утонченная хрупкая барышня была дочерью столь грубой толстой бабищи?!

— Бывает, что время вытворяет с людьми удивительные вещи, — уклонился от прямого ответа судья.

Поэт икнул.

— Извините меня, — сказал он. — Они пытаются отравить меня своей мерзкой пищей. У меня от нее расстраивается желудок. Позвольте заверить вас, правитель, что госпожа

Бао никакая не знатная дама! А отсюда следует логический вывод, что Белая Роза не ее дочь. — Покачивая перед судьей пальцем, он спросил с видом заговорщика: — А откуда вам знать, не заставляют ли бедную девушку стать монахиней?

— Это мне неизвестно, — ответил судья. — Но я могу спросить об этом ее саму. Где они могут быть?

— Вероятно, ужинают у себя наверху. Впрочем, это вполне разумная предосторожность, не выставлять же скромную девушку под жадные взгляды этих похотливых монахов. По крайней мере, в данном случае эта толстая баба поступила мудро.

— Но она же не препятствовала девушке предстать перед вашим взором, мой друг, — заметил судья Ди.

Не без некоторого усилия поэт выпрямился.

— Мои намерения, господин, — высокопарно заявил он, — исключительно благородны!

— Рад это слышать, — сухо парировал судья. — Кстати, мне хотелось бы увидеть склеп, о котором вы упоминали. Но настоятель только что сообщил мне, что в это время года открывать его нельзя.

Цзун Ли уставился на судью мутным взором, затем спросил:

— Он вам такое сказал?

— А вы сами были в этом склепе?

Поэт быстро оглянулся на настоятеля и прошептал:

— Еще не был, но собираюсь. Я подозреваю, что беднягу отравили. Точно так же, как теперь пытаются отравить вас и меня! Запомните мои слова!

— Вы пьяны! — презрительно бросил ему судья Ди.

— А я этого и не отрицаю, — спокойно согласился Цзун. — Единственный способ сохранить рассудок в этой покойницкой. Но позвольте заверить вас, господин, что прежний настоятель не был пьян, когда писал письмо моему отцу, последнее письмо, как раз перед тем, как умереть, извините, — перед тем, как переместиться.

Судья вскинул брови.

— Вы хотите сказать, прежний настоятель упоминал в своем письме, что его жизни что-то угрожает?

Цзун Ли утвердительно кивнул и отпил большой глоток вина.

— А он написал, кто ему угрожает? — снова спросил судья.

Поэт резко опустил свой кубок и, недовольно покачав головой, предупредил:

— Не понуждайте меня к заявлениям, чтобы мне потом не предстать перед судом за ложные обвинения, правитель. Я разбираюсь в законах.

Наклонившись к судье, он торжественно произнес, понизив голос:

— Подождите, пока я соберу доказательства!

Судья Ди в молчании поглаживал бороду. Молодой человек вызывал у него раздражение, но отец-то его был прославленным человеком, уважаемым и в чиновных, и в ученых кругах. Если покойный настоятель перед смертью действительно написал такое письмо Цзуну-стар-шему, то это дело требовало дальнейшего расследования. Он спросил:

— А что по этому поводу думает нынешний настоятель?

Поэт ухмыльнулся. Глядя на судью затуманенным взором, он сказал:

— Спросите его сами, правитель! Возможно, вам он не солжет!

Судья Ди поднялся — молодой человек был очень пьян.

Когда судья вернулся к своему столу, настоятель с горечью произнес:

— Похоже, что поэт Цзун снова напился. Как он не похож на своего покойного отца!

— Я слышал, господин Цзун был попечителем этого монастыря. — Судья сделал глоток крепкого чая; трапеза приближалась к концу.