Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

– И вот посылаю я на землю огонь, который не жжет и не согревает… И нельзя будет потушить его… И будет гореть он, пока светит солнце… А кому суждено спастись – тот будет знать об этом… А кто не знает – тот не спасется.

– Потому что так определил Господь, – сказала поспешно Женщина, словно боялась, что присутствующие немедленно начнут задавать ей нелепые вопросы.

А между тем пламя разгоралось.

Пылали иконы, пылал иконостас, пылал антиминс.

Огонь, который не греет, не светит, не радует.

– Но как же так? – спросил отец Фалафель, чувствуя в носу легкое щекотание, что было верным признаком близких слез. – Как же мы без вас?.. Разве это правильно?

– Ах, Кораблев, Кораблев! – сказала Женщина, качая головой. – Вот когда ты станешь обращаться за советами не к голове, а к сердцу, вот тогда я, возможно, и вернусь… А сейчас проводи-ка меня вместе с Гришей. Я ведь не шутки сюда шутить приехала.

И, сказав это, Женщина пошла к выходу.

Выйдя же вслед за ней из храма, отец Фалафель поднял голову и посмотрел вокруг. И сразу же на мгновение закрыл глаза.

Стоящие возле храма деревья – пылали.

Пылали кусты черемухи и орешника.

Пылал храм, пылали его каменные лестницы, пылал братский корпус.

Пылало небо, прозрачное и пустое, – так, словно оно готовилось упасть, наконец, на землю, чтобы навсегда завершить ее постыдную, кровавую и бессердечную историю.

– Словно перед войной, – сказал Гришка, глядя в тревожное, красно-багровое небо.

– И как же мы теперь? – спросил отец Фалафель, но ему никто не ответил. Женщина исчезла, оставив после себя чудесный легкий запах, который кружил голову и от которого хотелось смеяться.

Несколько минут пламя еще бушевало, доставая до купола, но скоро оно потускнело и спустя несколько минут потухло.

Потом отец Фалафель сказал:

– Мне кажется, нам всем надо немного отдохнуть.

– И очень просто, – сказал Гришка Всеблаженный, который, несмотря на всю свою всеблаженность, всегда был готов к хорошему отдыху. – Есть предложения?

– А то, – сказал отец Фалафель, показывая куда-то в сторону Братского корпуса. – Берег специально для такого случая.

– А он возьми да и наступи, – подытожил Гришка Всеблаженный.

И это, конечно, отвечало действительному положению вещей.

120. Как мужики ходили за истиной к отцу Нектарию

Давно уже хотели некоторые пушкиногорские мужики подойти к игумену и спросить его что-то важное, что-то насущное, – то, без чего жизнь была пресна и нелепа, – да только все не было у них на это времени, да и робели они, не умея разобраться между собой, что им, собственно говоря, надо от отца Нектария – человека приятной комплекции и практической сметки, в чем были согласны даже его редкие недоброжелатели.

– Если уж такой человек не сможет ничего путного сказать, то дело плохо, – сказал как-то один из мужиков и добавил:

– Вы уж постарайтесь, мужики, вызнайте у него всю подноготную.

– И вызнаем, – подхватил другой. – Вот только подходящий случай был бы. А то ведь он вечно в трудах праведных, и захочешь найти, а не найдешь. Да ведь и совесть не позволяет занятого человека от дела отрывать.

Наконец, долго откладываемая встреча состоялась, и при этом совершенно случайно, а именно тогда, когда после службы отец игумен выходил из храма в сопровождении монахов и прихожан.

– Нам бы кое-что узнать, батюшка, – сказал один из мужиков, загораживая отцу игумену дорогу. – Позвольте спросить кое-что, потому что кто же, кроме вас, нам ответит?

– Спрашивать ты, конечно, спрашивай, а на дороге не стой, – сказал отец Нектарий, пытаясь обогнуть невесть откуда взявшегося мужика.

– Нам бы спросить только, – продолжал тот, не давая отцу игумену пройти. – И чтобы, вон, понятно было, а не так, как этот наш диакон, от которого, говорят, мухи дохнут.

– Ты еще поговори у меня, – сказал стоящий рядом благочинный. – Ишь, мухи ему не нравятся, оглоеду.

– Погоди, Павлуша, – сказал отец наместник, всегда любивший быть в центре внимания и часто прилагающий к этому даже некоторые усилия. – Человек, может, хочет узнать чего-то, а ты его сразу оглоедом нарек… Ну, спрашивайте, спрашивайте, мужички… Только чтоб не все сразу.

Народ между тем приумолк.

– Вот, допустим, Христос, – откашлявшись и выходя вперед, сказал рыжий мужичонка в засаленном пиджачке и со стальными коронками. – Я про Христа, значит, хотел.

– Что, Христос… Христос, Он за нас жизнь положил, – перебил его Нектарий, которому быстро становилось скучно от непонятливости мужиков. – Это понимать надо, а не так, чтобы какую-то там ерунду нести.

– Оно то-то, конечно, – согласился мужик. – Но только мы хотели про другое спросить.

– Про другое? – подозрительно спросил наместник, пожимая плечами. – Зачем вам про другое, когда я вам говорю про то все, что надо?

– Так ведь разные мнения бывают, – сказал мужичонка и от смущения засмеялся. – Одни говорят одно, а другие – другое. Мы вот что хотели спросить-то…