Монета Бога Теней (СИ)

Но как только он натягивал тетиву и прицеливался, все раздумья куда-то исчезали. Он становился хищником, сливаясь с луком, ветром и природой. Не стоит даже говорить, что любая цель превращалась в часть его сознания, а сам стрелок — в источник, готовый выпустить смертоносную стрелу. Вокруг все исчезало, важной оставалась лишь дистанция. Тетива становилась натянутым нервом, а древко лука — продолжением тела. В течение получаса Алистер подкрадывался к кабану сзади так, что ветер дул со стороны их будущего ужина. Ведь запах мог разоблачить человека, оставляя двух спутников и его самого голодными. Нюх и слух у этого неуклюжего животного были достаточно хороши, любой охотник знает о преимуществах дичи, ведь самая легкая нажива, как правило, несъедобная. Алистер учел дистанцию и направление ветра, его дыхание стало едва ощутимым, а разум очистился, подготовившись к выстрелу. Огрубевшие и побелевшие от тугой тетивы пальцы разжались, тихо засвистев, стрела исчезла во тьме — дикое животное истошно взревело. Зверю не хватило реакции и интуиции, за что он и поплатился. Алистер считал это обычным делом, ведь все основывалось не только на естественном отборе, но и на принципе пищевой цепи. Сильный ест более слабого, менее быстрого, после чего отправляется на ужин тому, кто окажется сильнее, ловчее и умнее его. Эта же схема работала и с людьми, поэтому он не был одним из тех, кто поддавался эмоциональным привязанностям, не шел на поводу у совести и чести, а просто старался прожить несколько лишних дней без приключений.

Когда охотник вернулся к Роланду и Титусу с добычей и бросил тушу у костра, воин ничуть не удивился. Ведь времена, когда они были еще детьми и вдвоем шли на охоту, чтобы поймать хотя бы оленя, раненного волком, давно прошли. Тогда друзья подолгу не решались убить несчастное животное. Сейчас все было иначе, Роланд еще не встречал человека, более искусного в охоте, чем Алистер, Стрела торчала точно из растекшегося глаза кабана, крови почти не было. А шкуру зверя, вполне можно было бы продать, если бы только у них было достаточно времени. Седой рыцарь, вытерев пот со лба, кивком указал на добычу.

— Как ты так близко подошел к животному, не спугнув его?

— Я и не подходил. — Ответил Алистер, копаясь в сумке в поиске ножа для свежевания. Титус мельком глянул на Роланда, но он кивнул, якобы соглашаясь со стрелком.

— И ты угодил прямиком в этот маленький глаз, при такой-то темноте?

— Как и у любого другого человека, у меня есть определенный талант. И говорю тебе, вовсе необязательно дышать зверю в затылок, чтобы не промазать.

— А если нет? А если нет никакого таланта?

— А если нет, человек становится священником или рыцарем.

— Сделаю вид, что не слышал этого. — Вздохнул рыцарь. — Хочешь сказать, у тебя талант к стрельбе?

— Скорее, талант делать мертвое из живого. Это касается не только бедных животных, но и людей. Разница лишь в том, что звери не заслуживают смерти, мы убиваем их для собственного выживания. Они рождены для этого. Талант к стрельбе нельзя назвать врожденным даром.

— В таком случае это меткость?

— Не только она, Титус. — Алистер искренне улыбнулся, рыцарь смог это прочитать. — Это талант к выдержке, ловкости и скрытности. А вообще, у меня талант терпеть байки Роланда, немногие способны дослушать его до конца.

— По тому, как ловко ты рыщешь по карманам покойников, можно было предположить, что ты и воровать умелец. Что скажешь, сможешь подрезать кошелек?

— Да, я вор. — Признался Алистер. — И знаешь, я отличный вор. Это скорее мировоззрение, чем талант, чтобы ты знал. Некоторые воры язвят о том, что они не крадут, а берут взаймы. Это выводит меня из себя, ведь присвоение чужого — это искусство, как убийство или созидание чего-либо. Мир переполнен красками, не люблю, когда их наносят нелепыми штрихами. Да и попал я в Серый легион только из-за того, что предпринял не самую удачную попытку кражи, как показал опыт — единственную неудачную.

— Как же получилось, что вор стал разведчиком Легиона? — Поинтересовался рыцарь, подобный каламбур не укладывался в его голове. Серый легион — элита королевских войск, и тут такое, все это походит на красивую ложь, сказку, но его собеседник говорил правду. Несомненно, Алистер хороший лжец, но некоторые проявления в мимике выдали бы его, будь сказанное вымыслом.

— Как-то близ Темнолесья, принц Уильям разбил лагерь. Порядка двух десятков солдат, двенадцать палаток. За вечер стоянку обнесли частоколом, выставили часовых и занялись обычными делами, на которые я плевать хотел. Я был молод, но уже многое умел. Об этом знала и одна очень плохая компания в нашем селении. — Алистер наклонился к костру, радостно протянув руку над жаром, на указательном пальце блеснул золотой перстень. — Меня заставили украсть это.

— Перстень? — Удивился слушатель, поморщившись, Титус попятился назад, глядя на собеседника как на безумца. — Сунуться в военный лагерь Легиона ради жалкого кольца? Как тебя заставили? Чем подкупили или шантажировали, что могло заставить тебя пойти на такое безумие?